Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Идеология узбекоязычного джихадизма

08.08.2011 12:53 msk, А.Волосевич

Узбекистан Анализ
Идеология узбекоязычного джихадизма

В сети Интернет опубликован аналитический доклад «Взгляды узбекоязычного джихадизма», подготовленный «Экспертной рабочей группой» (ЭРГ) – объединением независимых узбекских экспертов и исследователей.

«Предлагаемый доклад анализирует одну из самых актуальных, но мало изученных тем – идеологию узбекоязычного джихадизма с точки зрения ее идеологических источников, основных действующих лиц и их взаимосвязи с подобными силами на региональном и глобальном уровнях, ее роли в мировой геополитике, в частности в соседнем Афганистане», - говорится в предисловии ЭРГ.

«У меня давно назрела идея написать исследовательскую работу о двух джихадистских организациях, говорящих на узбекском языке: Исламском движении Узбекистана и отделении «Мавераннахр» Союза исламского джихада, об их терминологии, мотивациях, глубинном мышлении и идеологии. Убежден, что обсуждаемая тема в ближайшие годы не утратит своей остроты», - обращается к читателям автор доклада, проживающий во Франции политолог Камолиддин Раббимов.

Ниже мы приводим часть этого интересного и обстоятельного исследования. С полным его вариантом можно ознакомиться здесь.

Введение

«Двадцатый век стал веком рассвета мирового атеизма, - указывает в начале своей работы К.Раббимов. - На господствующем фоне глобального представления о неизбежном и безвозвратном уходе всех религий в историю, примерно с середины, особенно с последней четверти двадцатого века ислам начал проявлять неожиданный и даже странный для внешнего мира динамизм. В первой половине двадцатого века мусульманский мир искал свой путь развития между двумя мировыми системами-конкурентами: социализмом и демократическим капитализмом. Мусульманскими мыслителями в те годы даже были созданы разные, порой гибридные концепции, где часть идей была заимствована из ислама, а другая часть – из вышеупомянутых систем.

Экспертная рабочая группа является неправительственным некоммерческим объединением независимых узбекских экспертов и исследователей, внимание которых приковано к вопросам взаимодействия права и общественных интересов, фундаментальных прав и свобод человека, верховенства закона, демократизации и либерализации и развития свободной рыночной экономики в Узбекистане.
Однако вторая половина двадцатого века принесла мусульманскому миру много разочарований, она была наполнена испытаниями и трудностями, конфликтами и войнами. В последней четверти прошлого века мусульманский мир стал источником нескольких событий, ставших причиной отмены глобального представления о том, что религии раз и навсегда ушли из сознания и с политической сцены человечества».

Политолог поясняет, что внутренний динамизм и политическое возрождение ислама имеют несколько основных причин. По его мнению, значительная часть исламского мира вновь и вновь обращается к исламу, видя в нем устойчивую идеологию социальной справедливости. Второй причиной можно считать то обстоятельство, что в конфликтных пространствах ислам неизбежно и закономерно воспринимается как идеология сопротивления, прежде всего в изнурительных процессах в Северной Африке, на Ближнем Востоке, особенно в Палестине, на других территориях мусульманского мира. При этом консервативные мусульманские мыслители во имя ислама напрочь отвергали социализм, национализм, либерализм. Практическая же сторона сопротивления выражалась в физических столкновениях.

Еще один вектор активности ислама, считает автор исследования, проявился в том, что мусульмане рассматривают ислам, как идеологию политической интеграции мусульманского мира, которая изначально была встроена в глубокое сознание исламской уммы в процессе ее становления. Ожидается, что этот вектор политической активности ислама будет иметь особое значение в перспективе - на следующих этапах глобализации, когда мир будет вынужден искать более глобальные формы идентичности, сотрудничества и интеграции.

«Ислам как идеология сопротивления имеет долгую и сложную историю, - пишет К.Раббимов. - Конец двадцатого и начало двадцать первого века ознаменованы феноменальным проявлением религиозно мотивированного сопротивления или противостояния внутри и вокруг мусульманского мира. В Палестине, в событиях 11 сентября 2001 года, в Ираке и Афганистане основной формой сопротивления/противостояния стал феномен джихадизма. Примечательно, что к концу двадцатого века «джихад» успел стать самостоятельным политико-философским течением внутри ислама, не обращающим внимания на чье-либо общественное мнение.


Усмон Одил — амир Исламского движения Узбекистана

Вторым после Ближнего Востока центром мирового джихадизма в последние десятилетия стал Афганистан. Здесь вместе с бескомпромиссными пуштунами-талибами в тесной координации воюют люди, родившиеся во вчерашней атеистической империи – СССР. Империи, которая пала, в том числе, после походов и изнурительных столкновений здесь же – в Афганистане. Вчерашние пионеры, комсомольцы и члены компартии социалистических республик Средней Азии, особенно Узбекской ССР, сегодня с оружием в руках воюют в Афганистане - теперь против США и НАТО.

«К концу двадцатого века «джихад» успел стать самостоятельным политико-философским течением внутри ислама, не обращающим внимания на чье-либо общественное мнение».
Моджахеды (люди, которые ведут джихад. – Прим. авт.) из Узбекистана не просто воюют. За прошедшие годы, они смогли сформировать устойчивую идеологию джихадизма. Сегодня на узбекском языке нет серьезной литературы или фундаментальных научных статьей по либерализму или социальной демократии, однако интернет-пространство накапливает в себе множество материалов на узбекском языке о джихадизме. Общество Узбекистана на фоне жесткого затяжного и экзистенционально безыдейного авторитаризма испытывает небывалый духовно-интеллектуальный кризис. Узбекоязычные джихадистские организации, Исламское движение Узбекистана и отделение «Мавераннахр» Союза исламского джихада, наоборот, предпринимают значительные шаги для привлечения к себе внимания узбекского общества, заполнения сознания мусульманского общества Узбекистана своими идеями».

Политолог указывает, что ежегодно одно только Исламское движение Узбекистана (ИДУ) выпускает от 30 до 50 единиц информационно-агитационного характера (видеофильмы и аудиофайлы, обращения, собственный журнал, статьи, стихи, рассказы). Его полнометражные видеофильмы выходят не только на узбекском, но и на русском, немецком, пуштунском, арабском, английском и турецком языках.

Институт джихада в исламе

Автор исследования обращает внимание на то обстоятельство, что большинство комментариев и аналитических работ по феномену джихадизма носят либо эмоционально окрашенный характер, либо находятся в узкой идеологической или политической плоскости. В немусульманском массовом представлении джихад стал почти синонимом терроризма, бескомпромиссной борьбы религиозных радикалов. В свою очередь околовластные религиозные ученые в мусульманском мире настаивают на позиции, что «так называемые моджахеды – заблудившиеся, которые совершают свои преступления, замаскировавшись исламом». Мусульманский мир в целом разделился на разные части и ожесточенно спорит между собой о последствиях деятельности, мышлении и поведении джихадистских организаций и лиц.

«Когда речь идет о таком сложном феномене, как джихадизм и моджахеды, исследователи, общественные деятели и рядовые граждане часто довольствуются морально-нравственными оценками, - пишет К.Раббимов. - Однако задача беспристрастного исследователя заключается не в эмоциональной оценке джихада и его исполнителей. Исследователь должен стремиться дать адекватное объяснение противоречивой и сложной ситуации, которая бытует вокруг таких спорных понятий как «джихад», «моджахед», а не пытаться идеологически мотивированно критиковать или оправдывать стороны».

«Я хорошо осознаю, что затрагиваю непопулярную и даже рискованную тему, - продолжает он, отмечая, что многие люди как светских, так и религиозных взглядов могут воспринимать доклад настороженно и неоднозначно. – Однако реальность и проблемы существуют сами по себе, и их нельзя избежать простым замалчиванием. Поэтому я решил рассмотреть некоторые аспекты идеологических взглядов Исламского движения Узбекистана и отделения «Мавераннахр» Союза исламского джихада. Сами эти организации, их нынешнее состояние, количество и состав участников, их связи и планы не являются основным предметом данного исследования. Однако набор идей, которые формируются этими двумя организациями на узбекском языке, становится самостоятельным фактором, не зависящим от состояния вышеуказанных организаций».

Автор поясняет, что адекватное понимание предназначения института джихада, с точки зрения ислама и мотивации сторонников его применения в тех или иных ситуациях, дало бы возможность представить целостную картину сложной реальности, и тем самым способствовало бы принятию более ответственных и адекватных решений различного уровня. В условиях глобализации, когда вопросы безопасности, стабильности и развития во всем мире крепко переплетены, понимание условий возникновения и исчезновения подобных движений и организаций, становится условием обеспечения безопасности и развития.

«Ислам – это цивилизация, направляющая свои взоры на другой мир, на следующую жизнь, - пишет К.Раббимов. - Жизнь, которая, по мнению ислама, несомненно наступит после смерти человека и человечества. Краткосрочная жизнь в этом мире является окончательным экзаменом для всех людей, является определяющим условием для их судеб в следующей жизни. Тем самым ислам старается максимально предупреждать каждого и всех, что есть другая - долговечная жизнь. Жизнь, в которой каждого человека в соответствии с его мышлением и поведением ожидает вознаграждение или наказание. Условием избегнуть мучительного наказания и получить вознаграждение является соблюдение богобоязненности и праведности.

Праведность – это мышление и поведение человека/общества, максимально соответствующая тому одобряемому образу, который вытекает из первоисточников ислама (Коран и Сунна). Ислам ради защиты мусульман от мучений и наказаний в последующей жизни сильно позаботился о сильной и устойчивой системе обеспечения праведности. У каждой цивилизации, религии свои заботы и страхи. В глубоком сознании ислама сидит забота и страх о судьбе человека в «ахира». (К сожалению, арабское слово «ﺁﺧﺭﺓ» (аахира), существующее во многих языках мусульманских народов, не имеет точного аналога в русском языке. Согласно исламской доктрине, после смерти люди определенное время будут находиться под землей. Когда закончится жизнь человеческой цивилизации и все до единого погибнут («конец света»), через определенное время Бог воскресит всех живших на земле людей одновременно. Воскрешение людей – это всего лишь начало «ахира», потом начинается суд над каждым человеком и в соответствии с его деяниями он попадет либо в рай, либо в ад. Смысловой/содержательный перевод термина «ахира» можно изложить приблизительно следующим образом: «жизнь, которая начинается с воскрешением/конечной жизнью всего человечества», и охватывает период, начиная от воскрешения людей и заканчивая их вечным пребыванием в раю или аду. Стоит подчеркнуть, что концептуально термин «ахира», хотя в целом функционально совпадает с понятием «судного дня» в христианской доктрине, существенно отличается от последнего).

Он настаивает, что какая-то быстротечная, не всегда осознанная, короткая жизнь человека в этом мире становится решающим условием для его вечного состояния в другом мире. Согласно исламу, люди должны активно готовиться к «ахира». Ислам объявил себя последней религией единого Бога, воспринимает себя продолжателем иудаизма и христианства, утверждает, что предыдущие религии отклонились от праведного, строго монотеистического пути Всевышнего, что создает неисправимую угрозу для безопасности их последователей в иной жизни. Ислам предоставляет несравнимо больше, чем в иудаизме или христианстве, сведений о рае, аде, о смысле жизни, о Боге и его директивах по отношению к людям. Эти сведения систематизированы в единую логическую структуру. Изменение хотя бы тональности в восприятии этих сведений, нарушение системы ценностей оценивается исламом как преступление по отношению к судьбам людей в этой и иной жизни.

Именно поэтому исламом предусмотрены институты, которые по всем флангам выставлены в целях защиты как самой религии, так и состояния праведности. В период становления ислама как религии в седьмом веке джихад был сформирован именно в качестве одного из основных институтов, стоящих на страже религии и праведности.

Мусульманские богословы часто увлекаются спорами вокруг понятия и разновидностей «джихада» (большой, средний и малый джихад), стремясь направить его толкование в русло, более всего адаптированное под общественное мнение местности. Очень часто характеристики, даваемые как отдельным институтам ислама, так и всей религии, носят фрагментарный и ситуативный характер. Представляется, что джихад имеет целостную логическую структуру и содержит в себе разные уровни.

«Джихад», то есть «максимальные усилия/усердие» по сохранению, укреплению и наращиванию «праведности» имеет особо важное значение на первичном, индивидуальном уровне. «Большой джихад» - усилия, направленные на индивидуальный вектор мышления и поведение с целью усиления религиозности индивида. Общество состоит из индивидов, а мышление и поведение отдельных индивидов образуют базу и фундамент для социальной культуры, политики государства и всего сообщества. Поэтому первоисточники ислама и исторический опыт мусульман были направлены на укрепление и наращивание центральных ценностей ислама – веры и праведности.

«Большой джихад» имеет структуру постепенного возрастания от индивида к обществу.

«Среднее усилие» (то есть «средний джихад») - это некий взаимный общественный контроль между мусульманами, цель которого - не допустить отклонения от пути праведности всего мусульманского общества.

«Малый джихад» - третий по значимости уровень совершения усилий ради интересов ислама и мусульман. Этот уровень джихада в целом можно назвать «оборонительным» от всякого рода внешних угроз.

Необходимо адекватно оценить значимость количества и смысла упоминаний «джихада» в первоисточниках ислама. Следует отметить, что Коран и сунна создали основательную доктринальную базу института «джихада», а правовая система ислама имеет целый раздел «фикх (право) джихада».

«Малый джихад», то есть военная форма джихада, изначально была сформирована как «военно-политическая доктрина» ислама. Данная аналогия достаточно адекватно раскрывает ту религиозно-правовую базу ислама, что была закреплена в первоисточниках ислама и усилена историческим опытом первых мусульманских государств. Необходимо подчеркнуть, что по своей природе ислам является государствообразующей религией. Его сильная склонность к государственности со всеми вытекающими отсюда последствиями стала особо отличительной характеристикой этой религии от остальных. Исходя из этого, ислам в первые же века своего становления сформировал собственную «военно-политическую доктрину».

В истории ислама бывали случаи, когда «малый джихад» истолковывался как правовая основа для миссионерских походов или как превентивное нападение. Однако в первоисточниках ислама выстроены четкие регламентации степеней важности наступательного и оборонительного джихада с последующими уровнями мобилизации мусульман. Известно, что ислам имеет свою систему оценок мышления и поведения. (В исламе ни одно деяние не может оставаться без религиозной оценки. Присвоение таких фундаментальных оценок, как «фарз» (высшая степень обязанности мусульман), «важиб» (обязанность мусульманина), «халал» (дозволенный), «харам» (запретный), являются прерогативой Всевышнего. Для того чтобы оценить какие-то деяния через призму этих критериев, в Коране должны быть неопровержимые доказательства. Также система оценок мышления и деяний ислама состоит из «сунны» (условно можно переводить как «высказывания, традиции и ситуативные одобрения Пророка»), и иных менее значимых критериев. В свою очередь «фарз» тоже делится на «фарз айн» (высшая степень обязанности для каждого мусульманина, включая женщин, стариков и иных, не очень дееспособных категорий людей) и «фарз кифая» (высшая степень обязанности мусульман, выполнение которой часто имеет гендерные, социальные или иные исключающие или облегчающие характеристики).


Первоисточники ислама и исторический опыт мусульман были направлены на укрепление и наращивание центральных ценностей ислама – веры и праведности

Согласно этой системе оценок, «превентивный/наступательный джихад» имеет статус «фарз кифая», то есть в этом джихаде необязательно участие всего мусульманского общества, от него освобождены женщины, финансово-материальные должники, дети, старики и иные социально уязвимые слои населения. А если произошло нападение на земли ислама извне, джихад приобретает совсем иной правовой статус, он становится «фарз айн» - в этой оборонной войне обязаны участвовать почти все без исключения мусульмане.

Из-за важности защиты и укрепления территорий исламской уммы в первых же веках ислама в религиозной юриспруденции сформировался раздел «фикх джихада». Этот раздел фикха подкреплен весьма авторитетными, взаимодополняющими источниками мусульманского права: стихами Корана, высказываниями Пророка, умозаключениями авторитетных имамов и мыслителей ислама. Согласно «фикху джихада», если нападение произошло на какую-то часть земли, допустим, на пункт «А», то для всех мусульман в радиусе 85 км джихад становится «фарз айн» - персональной обязанностью высшей степени. А для мусульман за пределами 85 км – «фарз кифая», до тех пор, пока сил для обороны в установленном радиусе этого конфликта достаточно. Если сил недостаточно, зона, объявляемая «фарз айн», расширяется до тех пор, пока нужды на необходимые ресурсы не будут удовлетворены.

«Фикх джихада» четко устанавливает условия, необходимые для объявления джихада, дозволенные и недозволенные формы, методы ведения боев, устанавливает кодекс поведения воинов (моджахедов), а также правила, касающиеся прав пленных и врагов. В целом, в этом разделе фикха даются ответы на многие вопросы. Например, «можно ли сжечь спелый урожай, если им могут воспользоваться враги», или «как поступать с домашним скотом, если приходится срочно покидать местожительства и нет возможности взять их с собой» и так далее.

Современная идеология джихада состоит из нескольких важных компонентов. Это, в первую очередь, религиозно-политическая оценка ситуации конкретной мусульманской территории, например, Афганистана, Палестины или Ирака. В этих оценках, с точки зрения религиозных стандартов, ситуация определяется как очень критическая. Задача такой критической оценки одна - обосновать необходимость введения в действие института джихада. Следующим важным компонентом является собственно фикх джихада, который регламентирует все процессы, протекающие в рамках этого феномена.

Приведем простой пример из реальной жизни: ситуация в Афганистане. С точки зрения ислама, Афганистан – мусульманское государство с мусульманским населением. Претензии к поведению талибов, с точки зрения ислама, не могут служить оправданием для свержения «исламского эмирата» и «оккупации страны неверными». На самом деле, ислам обязывает во всем руководствоваться религиозными категориями. Тем самым, с точки зрения классического ислама и мусульман, строго соблюдающих каноны классического ислама, «Афганистан оккупирован со стороны немусульман». Жестокость, неадекватность талибов даже по отношению к мусульманам Афганистана, с точки зрения религиозных источников, не может быть правовым основанием для их свержения внешними, немусульманскими силами. Исходя из этого, религиоцентризм ислама и консерватизм части мусульманского мира устанавливает, что «в Афганистане назрела ситуация для введения в действие института джихада», что и было сделано.

Как обычно, в отношении какого-то одного вопроса мусульмане руководствуются разными приоритетами. Такая же ситуация наблюдается и в Афганистане. Для мусульман, живущих далеко от него, ситуация в Афганистане может оцениваться как вопрос геополитики или же геоидеологии. Они либо сохраняют нейтралитет, либо негативно относятся к операциям НАТО. Эти категории людей не хотят принять во внимание устойчивость исламского фактора в Афганистане и то, что состояние ислама и мусульман в этой стране лишь трансформируется в более сложное, но мирное и динамичное русло. Но для мусульман самого Афганистана, знавших, что такое режим «Талибана», приоритетом может быть не только религиозный фактор, но и вопросы безопасности, стабильности и свободы от жестокого принуждения.

«Религиозная оппозиция» (по выражению российских экспертов) или «повстанцы» (по выражению сил коалиции) в Афганистане, то есть талибы и их многочисленные компаньоны, давно объявили джихад против сил коалиции и правительства страны. Система определения легитимности ситуации в Афганистане у талибов достаточно проста: при талибах Афганистан официально был «Исламским эмиратом Афганистан», власти руководствовались (а точнее, имитировали, что руководствовались) исключительно шариатом. Достаточно или не достаточно, но был взят курс претворения в жизнь слов Всевышнего. Однако эмират был свергнут силой. Объявленный талибами джихад против сил коалиции для определенных социальных и религиозных слоев мусульманского мира и регионов молчаливо воспринимается как легальная, легитимная форма сопротивления.

Стоит обращать внимание на глобальную динамику восприятия и изменений феномена джихада внутри мусульманского мира. К сожалению, пока не доступны социологические или иные исследования, дающие основания для точных сравнительных анализов этих изменений хотя бы за последние два века. Однако индивидуальные наблюдения дают основания полагать, что изменения более чем очевидны. Такие измерения условно можно было бы назвать «индексом динамики джихада».

В начале прошлого двадцатого века почти все мусульманские территории столкнулись с внешними силами. Мусульманское население современной Центральной Азии, тогда еще Туркестана, столкнувшись с силами царской, а позже Красной армии, сформировало свои силы сопротивления. Терминология, мотивация и идеология тогдашних сил сопротивления, народно-освободительных сил Туркестана (в годы бывшего СССР их называли «басмачами» на узбекском языке или «грабителями» в переводе на русский язык) против оккупации царской и Красной армиями ныне хорошо известны. Если сравнивать их терминологию, мотивацию и идеологию с нынешними силами сопротивления в Афганистане, то выводы однозначны: налицо продолжающийся процесс кристаллизации, углубления и расширения идеологии джихада. Данный вывод также действителен и по отношению к многочисленным событиям и движениям Ближнего Востока, Северной Африки и иных регионов мусульманского мира. Однако стоит подчеркнуть, что речь здесь идет о грубом сравнении состояний этих идеологий, а не о популярности и расширении движений сопротивления.

…Исторически в мусульманских обществах была сформирована система, в которой имамы и иные религиозные деятели играли основную роль в интерпретации первоисточников ислама, а подавляющее большинство не спорило с религиозными деятелями. Это была своеобразная «монополия религиозного класса над религиозной сферой». Такая традиционная система общественных отношений не допускала независимых, произвольных, индивидуальных интерпретаций Корана и сунны. Контроль властей вкупе с религиозными авторитетами над обществом, в том числе по интерпретации первоисточников религии был настолько сильным, что отклонение от установленного религиозного курса почти не допускалось. Этому также способствовали принципы ислама о недопустимости вольных интерпретаций, однозначно негативное отношение к тенденциям, квалифицируемым как «разделение исламской уммы», «тафрик» (сектантство).

В условиях локализма (который в противовес глобализации олицетворяет локальность обществ, государств и регионов, сильная ограниченность их взаимовлияния) устойчивая традиционная система религиозных авторитетов, тщательно контролирующая интерпретацию первоисточников ислама, не допускала возникновения обстоятельств, могущих оспаривать их авторитет. Состояние мусульманских обществ до глобализации было настолько традиционным, что все в обществе «знали свои места» - общественное мнение и массовое сознание находились в стабильной «гармонии», статус властной и религиозной иерархий был почти неоспоримым.

Глобализация предоставила людям не только знание об окружающем мире, дала возможность глубже осознать свои проблемы, но также предоставила альтернативы, которых мусульманские общества раньше не могли себе представить: альтернатива взглядов, мышления, поведения, а также альтернатива интерпретаций. Ныне религиозные авторитеты не могут контролировать свои общества так, как это было в условиях локализма: уже существует жесткая конкуренция интерпретаций ситуации в мире и первоисточников ислама. Более того, находясь в разных географических местностях, но в интегрированном религиозном пространстве, например, в Афганистане, Ближнем Востоке или в Узбекистане, исламские ученые, исламисты и моджахеды виртуально спорят между собой. Каждая сторона по-своему приводит неопровержимые доказательства своей правоты. А арбитром выступает сложная система исламского религиоцентризма, и реальность, складывающаяся на обсуждаемых территориях.

Возрождение и расширение идеологии джихадизма, несомненно, является продуктом глобализации. Представим себе, например, ситуацию столкновения мусульман с немусульманами на Ближнем Востоке в 18-19 веках. И тогда мусульманские улемы и правители, исходя из сложившихся обстоятельств, объявляли джихад. Но эти призывы оставались исключительно локальными в силу многочисленных факторов. В современных условиях между такими призывами и мусульманскими обществами нет каких-либо препятствий. Глобализация предоставляет верующим не только свободу альтернативного толкования первоисточников, но и разнообразную, ранее недоступную информацию, вызывающую у мусульман напряженность. Сюда стоит добавить год за годом нешуточно усиливающуюся идеологию джихадизма.

Наблюдения показывают, что развитие идеологии джихадизма неразрывно взаимосвязано с критическим осмыслением текущей ситуации в мусульманском мире, статуса ислама и мусульман на глобальном уровне.

Джихадизм является симбиозным продуктом религиозной психологии восприятия жизни, смерти и потусторонней жизни и осознанием текущих проблем мусульманских обществ. А спорные с точки зрения ислама методы (как, например, фидаиййа - самопожертвование) объявления джихада вытекают из представлений моджахедов о несопоставимой мощи оппонентов и сверхкритической оценки положения мусульман.

Главный момент в объяснении социальных и религиозных корней психологии джихадизма заключается не в том, что в мышлении мусульман появились совсем новые элементы, а в том, что сильно изменились пропорции тех элементов, которые уже существовали. Механизмы интерпретации ислама как идеологии сопротивления против «внешних угроз» не являются новым феноменом и существовали раньше. Но внутреннее содержание этого феномена находится в быстрой трансформации. Это в первую очередь касается возникновения и расширения феномена «фидаиййа» (самопожертвование).

Выработка идеологии джихадизма и интерпретация первоисточников ислама являются процессами, зависящими от отношения мусульман к конкретной ситуации. Исламский мир географически огромен, социокультурно разнообразен, а экономические ресурсы мусульманских обществ и геополитическая вариативность исламских государств тоже сильно влияют на умонастроения как рядовых граждан, так и влиятельных религиозных кругов. Это обуславливает максимальную противоречивость их интересов и недопонимание одной части мусульманского мира другой. Если некоторые регионы или общества мусульманского мира будут мечтать и добиваться политических свобод, то для другой части «сопротивление во имя ислама» будет оставаться приоритетом. Естественно, все эти противоречивые процессы и феномены, исходя из религиоцентризма ислама, будут протекать под исламскими символами.

Основным фактором, интерпретирующим первоисточники ислама, являются не религиозные авторитеты, а социальные, политические и религиозные ситуации. Сознание и потребности религиозных лиц и мусульманских обществ стабильно выступают в роли инструментов, интерпретирующих первоисточники. А сознание и потребности всегда находятся в движении, изменении. То, что вчера было невозможным, завтра может стать реальностью. Допустим, некий имам по имени «Х» всегда жестко критикует джихадистов за их неразборчивость в выборе средств, за неприемлемое поведение по отношению к другим религиозным авторитетам. Однако после получения новой информации с полей сражения между джихадистами и их немусульманскими оппонентами его мнение может кардинально измениться. Теперь он может проявлять больше понимания к джихадистам.

Общественное мнение и отчасти массовое сознание обществ мусульманского мира напоминают живой организм: общества определенно адаптируются в условиях своей почвы и, исходя из своего понимания, интересов и приоритетов, вырабатывают свои позиции. При этом центральные ценности и интеграционный потенциал ислама всегда сохраняются.

Если подкрепить вышесказанное примером, то часть обществ Афганистана, Ирака и особенно приграничные мусульманские общества Ближнего Востока закономерным образом более склонны рассматривать ислам как идеологию сопротивления, и в восприятии института «джихада» они по умонастроению существенно могут отличаться от остальной части мусульманского мира. Однако для большинства мусульман в стабильных обществах нужен мир, они склонны осуждать сторонников применения джихада. Впрочем, ислам, устанавливая военно-политические измерения объявления «джихада», также установил географические классификации конфликтной местности с тем, чтобы определить степень ответственности участия мусульман.

В исламе есть механизм выявления целесообразностей. При возникновении новых обстоятельств ислам начинает исходить из целесообразности приоритетных задач. Именно целесообразность становится отправной точкой легитимизации всех форм мероприятий «обоснования и сопротивления» джихадизма, в том числе «фидоийлик» (самопожертвование).

Теперь о причинах, способствующих притоку новых членов в такие джихадистские организации, как ИДУ и СИД в Афганистане. Их можно разделить на внутренние и внешние. Информационные материалы обеих организаций ярко иллюстрируют, что ежегодно к ним присоединяется определенное число новых членов из дальних стран, например, из Северной Африки или благополучной Европы. Их не очень много, но они есть. Это помимо постоянного притока из стран региона: Пакистана, Узбекистана, Таджикистана, России, Турции, Киргизии и Казахстана. Достоверно известно, что путь джихада выбирают вполне состоявшиеся, нашедшие свое место в жизни люди. Здесь сложно указать на общий фактор, объединяющий социокультурно разных людей в единое целое в рядах ИДУ или СИД. Представляется, что даже уровень религиозности не является индикатором, способствующим их выбору образа жизни: ведь среди джихадистов есть люди, которые в момент прибытия в ряды джихадистских организаций были знакомы с основами религии достаточно поверхностно.

Можно было бы предложить гипотезу, согласно которой люди из отдаленных мест присоединяются к ИДУ, СИД и вообще к талибам под воздействием сложной комбинации факторов. Во-первых, это неудовлетворенность в индивидуальной жизни и поиск новых ощущений. Во-вторых, ярко выраженная религиозная идентичность, иногда это сочетается с политизированным сознанием. В-третьих, обстоятельства, принуждающие покинуть родной дом. И наконец, доступ к информации о джихадистских организациях в Афганистане и способах присоединения к ним.

Большинство людей, избирающих путь джихада, хорошо осознают, что они идут на войну, что там их рано или поздно постигнет биологическая смерть. Именно поэтому, прибыв в ряды джихадистов, их психология трансформируется в особое состояние, их мышление и поведение обусловливаются предсмертными мотивами, у них наблюдается форсированное усиление компонентов религиозных взглядов и ожиданий от Бога».


«Внутри ИДУ и СИД строго действуют правила шариата. Если кто-то совершил какой-то грех, то наказание осуществляется в рамках шариата. Моджахеды часто повторяют, что «лучше получить маленькие наказания в рамках шариата в этом мире, чем бросить тень на репутацию мученика в следующей жизни»

«Что касается внутренних факторов, способствующих увеличению членов ИДУ и СИД за счет граждан Узбекистана, то они очевидны, - считает Камолиддин Раббимов. - Здесь основным фактором являются обстоятельства, вынуждающие покинуть родной дом и страну. Я долго наблюдаю за ИДУ и СИД, и полагаю, что этот фактор является постоянной причиной присоединения к ИДУ и СИД примерно 60 процентов членов организаций из числа граждан Узбекистана. Приведенная здесь цифра не имеет статистических доказательств, однако фактом является то, что избегая репрессий, люди бегут и предпочитают смерть на свободе и войне, чем в тюрьме в результате пыток».

Затрагивая ситуацию в Киргизии после июньских событий 2010 года автор исследования отмечает, что сегодня в этой стране неким гарантом безопасности человека становится разрез глаз, характерная внешность и знание киргизского языка. «Прошлогодняя попытка устроить полномасштабный геноцид в отношении узбеков закончилась более «скромными» результатами – лишь преступлением против человечности», - пишет он.

«Наблюдения показывают, что данное обстоятельство также повлияло на возрастание количества членов ИДУ и СИД, - продолжает К.Раббимов. - Последние информационные продукты обеих джихадистских организаций указывают на то, что после прошлогодних событий в Оше и Джалал-Абаде некоторые пострадавшие этнические узбеки избрали путь отмщения и джихада».

В то же время политолог обращает внимание на то, что ИДУ и СИД всегда были интернационалистскими организациями, они всегда критиковали национализм. В рядах ИДУ и СИД есть этнические пуштуны, тюрки, татары, чеченцы, киргизы, казахи. Например, один из полевых командиров ИДУ является этническим киргизом, прекрасно владеющим как киргизским, так и узбекским языками. После прошлогодних июньских событий в Киргизии именно он огласил позицию ИДУ о том, что при новых обстоятельствах на юге стране вступает в силу принцип фикха джихада «О введении в действие джихада в Киргизии с целью защиты мусульман от насилия и несправедливости». Это было примерно через три-четыре месяца после тех трагических событий. При этом в оценках ИДУ всегда подчеркивается, что киргизы все-таки мусульмане. А проблемой в Киргизии, по мнению ИДУ и СИД, является марионеточная и «неверная» власть республики.

Камолиддин Раббимов приводит высказывание некоего человека из Узбекистана, ныне находящегося в одной из стран Ближнего Востока, которое, по мнению политолога, весьма удачно раскрывает полуофициальную позицию ИДУ и СИД и демонстрирует параметры лишения нынешней власти Киргизии религиозной легитимности: «Эта незамужняя женщина - выскочка, которая открыто похвасталась своим неверием и отрицанием Всевышнего, Создателя, и считает себя атеисткой, ради власти не уставала прыгать, как таракан. Во власти этой нации оказались такие люди, которые открыто не верят или делают вид, что верят. Они никакие не мусульмане. Эти пришельцы массово убивали узбеков на их родной, исторической земле… Эти неверные массово убивали внуков имама Бухари, Термизи, Хорезми». Вместе с тем, считает автор исследования, было бы неправильно полагать, что ИДУ лишено националистических или этнических взглядов, так как в мышлении и поведении ИДУ гибкая форма узбекоцентризма сохраняется внутри оболочки исламоцентризма.

К.Раббимов обращает внимание на то, что в ходе обеспечения насильственной, а не выстроенной в глубоком убеждении узбекского общества светскости в сознании последнего происходят сложные реакции. Двадцатилетняя борьба властей Узбекистана против «экстремизма и терроризма» не привела к уничтожению ИДУ, наоборот, джихадистских организаций и лиц из Узбекистана вокруг него стало больше, сформировалась устойчивая идеология джихада на узбекском языке. Теперь эти организации являются составной частью более могущественного движения – талибов. Правительство Узбекистана не смогло системно решать фундаментальные задачи по укреплению государственных устоев, наоборот, оно оставляет за собой сложные и далекие от своего решения проблемы. Естественно, одной из центральных проблем такого характера является поиск баланса между свободой религии, безопасностью и системным развитием страны.

«Стоит полагать, что участие Запада в формировании гражданского общества и демократического государства в Узбекистане и всего центральноазиатского региона – это не любезность и не миссионерская деятельность, а должно быть оценено и воспринято как хладнокровный расчет по созданию прочных условий для региональной безопасности и стабильности. Ведь если центральноазиатский регион с 60-миллионным населением столкнется с устойчивыми проблемами, то Запад, особенно Европа, непременно ощутит их негативные последствия. Это помимо того, что силы коалиции уже сейчас теряют своих солдат на войне с талибами и их узбекскими коллегами», - отмечает автор доклада.

О самопожертвовании

В этой главе К.Раббимов вновь напоминает, что Союз исламского джихада и Исламское движение Узбекистана успели сформировать на узбекском языке значительную базу религиозно-правовых обоснований идеологии джихада.

«К сожалению, в рамках настоящего доклада не представляется возможным системно проанализировать все материалы по рассматриваемой идеологии, - пишет он. – Коротко можно сказать, что в узбекоязычных журналах ИДУ под названием «Кабоилда нима гап» и СИД под названием «Содиклар» были опубликованы, в общей сложности, сотни статьей, посвященных идеологии джихада. Идеологами ИДУ и СИД написаны или переведены десятки фундаментальных статей и книг».

В качестве иллюстрации выполненной ими работы автор приводит выдержки из специальной книги, посвященной религиозно-правовым аспектам реализации актов самопожертвования в рамках шариата. Книга состоит из семи разделов:

- Дозволенность нанесения вреда своей жизни/телу ради могущества и победы религии;

- Консенсусное решение улемов о дозволенности нападения с трагическим исходом во время джихада;

- О дозволенности нападения одного человека на многочисленных врагов, если даже он знал о том, что исход будет трагическим;

- Человек, решившийся на самоубийство во имя Аллаха в интересах религии, не будет считаться человеком, совершившим запрещенное шариатом самоубийство;

- О достоинстве человека, знающего об опасности попасть в плен, но отказывающегося сдаться в плен, и с терпением до смерти продолжающего борьбу;

- О достоинстве не боязни смерти и непроизношении слова неверия даже в момент смерти;

- О целесообразности самоубийства с целью недопущения раскрытия секретов под жестокими пытками.

Как видно из названий разделов, в книге обсуждаются разнообразные обстоятельства, при которых практика самопожертвования во имя интересов религии может быть легализована, досконально анализируются различные события, происходившие в истории ислама и других монотеистических религий, даются подробные комментарии с точки зрения шариата и фикха джихада. В книге есть несколько основных историй с глубокими логическими рассуждениями.

Анализируя ее, К.Раббимов отмечает, что текст направлен на максимально прочное обоснование актов самопожертвования и что автором предпринимается попытка сломать все религиозные механизмы сдерживания на пути самопожертвования. По его мнению, приводимые в книге примеры и обстоятельства заставляют задумываться даже самых серьезных религиозных ученых.


Готовность номер один

Институт «байата»

«В общем значении слово «байат» (ﺑﻳﻌﺔ) с арабского языка можно перевести как «клятва», «присяга», но в контексте ведения джихада стоит переводить как «клятва на верность и строгое подчинение, - сообщает К.Раббимов. - В военно-политической концепции ислама «байат» имеет настолько важное значение, что его можно охарактеризовать как институт, который располагает собственной сформировавшейся доктринальной базой в шариате и фикхе, имеет четкое религиозно-правовое правило и механизмы функционирования».

Примечательно, что в анализе феномена джихадистских организаций исследователями очень мало внимания уделяется институту «байата», что является серьезным упущением. Ведь именно «байат» может раскрыть и показать пирамидальную иерархию, систему взаимодействия и кооперации джихадистских и исламистских организаций.

Согласно фикху джихада и шариату, все мусульмане, которые собираются идти в бой, должны дать присягу верности своим политическим и/или военным руководителям. Вместе с тем здесь должен четко сохраняться принцип единоначалия. В качестве основных функций «байата» можно перечислить следующие. Во-первых, «байат» призван обеспечить единое и централизованное управление и контроль над действиями. Согласно шариату, в каждой структурной организации не может быть два руководителя, и на самом высшем уровне тоже не может два руководителя. Если вдруг возникнет путаница и появятся двое или более претендентов на руководящую роль, то вступает в силу процедура по выявлению более поздних претендентов. Присяга считается верной только по отношению к первому по очередности, а последующие, в отношении кого была принесена присяга, считаются нелегитимными, а иногда даже подлежат ликвидации. Такая строгость в отношении принципа единоначалия, вероятно, была обусловлена страхом распада единства исламского сообщества и укреплена историческим опытом борьбы за власть и полномочия.

В условиях глобализации многочисленные джихадистские организации и индивиды ищут формулу выстраивания единой иерархии. В поиске соблюдения религиозных предписаний в рамках «байата» они размышляют и стремятся к глобальной координации своих усилий через единого руководителя/предводителя (эмир). Именно институт «байат» до сих пор в значительной степени определяет поведение Исламского движения Узбекистана и отделения «Мавераннахр» Союза исламского джихада. В перспективе взаимная обязанность и ответственность ИДУ и СИД в рамках «байата» в Афганистане и Центральной Азии могут привести к серьезным и далеко идущим последствиям.

Многие исследователи думали и думают, что при жизни Усама бен Ладен был руководителем джихадистских организаций и курировал процессы в Афганистане и Пакистане. Однако согласно шариату, бен Ладен был гостем на территории Исламского Эмирата Афганистан, то есть был гостем эмира движения «Талибан» Муллы Омара. Мулла Омар был признанным эмиром «Талибана», все члены движения именно ему принесли присягу на верность и строгое подчинение. Прибыв в Афганистан, каким бы влиятельным ни был бен Ладен, в рамках правил он тоже принес присягу верности и подчинения эмиру того региона, куда он прибыл, – то есть эмиру Афганистана.

В разных видеофильмах студии «Джундуллах» при ИДУ бывший эмир Исламского движения Узбекистана Тахир Юлдашев несколько раз напоминает, что он тоже лично дал клятву на верность мулле Омару. Он также напоминает, что заместитель руководителя «Аль-Каиды» Айман аз-Завахири и сам бен Ладен тоже дали клятву на верность и подчинение эмиру Исламского эмирата Афганистан мулле Омару. Тем самым некоторые представления о полной самостоятельности и даже превосходстве Аль-Каиды над талибами не соответствуют действительности. Центральной организацией среди джихадистских организаций и личностей в Афганистане и Пакистане был и остается «Талибан» во главе с муллой Омаром, а остальные организации, такие как «Аль-Каида», ИДУ, СИД находятся в подчиненном положении по отношению к нему. Естественно, степень независимости и координации этих организаций с талибами была и остается разной. Представляется, что «Аль-Каида» во главе с бен Ладеном и аз-Завахири вела себя в значительной степени независимо от муллы Омара. Недавние заявления «Талибана» сначала о непризнании, а чуть позже жесткие заявления по поводу смерти бен Ладена указывают на значительный разлад в координации действий между «Аль-Каидой» и «Талибаном».

Степень координации действий ИДУ и СИД с талибами всегда была на более высоком уровне. Видеофильмы, информационные сообщения обеих организаций подтверждают, что обе они на более серьезном уровне сотрудничают с талибами, нежели между собой. Цикл видеофильмов «Кабоилда нима гап» («Какие новости в племенах») и отдельные фильмы, посвященные событиям в Афганистане и Пакистане, демонстрируют, что большинство крупных мероприятий и операций ИДУ и СИД осуществляют совместно с талибами.

Тем самым институт «байат» четко регламентирует сферы ответственности, границы подчинения и координации, а также области поведения, остающиеся в суверенном распоряжении узбекоязычных организаций в Афганистане и Пакистане.

Процедурно совершение «байата» во многом зависит от количества членов организации. Например, в ИДУ это значительно проще, поскольку количественно оно существенно компактнее, нежели «Талибан». ИДУ много раз демонстрировало в своих информационных продуктах процедуру и смысловое содержание «байата» между эмиром и членами движения.


«Руководство и полевые командиры ИДУ во время обновления присяги бывшему эмиру движения Тахиру Юлдашеву. Приблизительно первая половина 2009 года. После его смерти в 2009 году все члены ИДУ совершили «байат» по отношению к новому эмиру Усману Одилу»

«Байат» совершается только между мужчинами, хотя возраст мужчин, обязанных принести присягу верности и подчинения, строго не ограничен. В ИДУ существует практика, что даже маленькие дети - сыновья членов движения - тоже приносят присягу перед эмиром. Данная практика направлена на то, чтобы в рядах ИДУ все мужчины находились под присягой перед руководителем организации.

Процедура совершения «байата» достаточно проста: сколь бы многочисленно ни было количество членов движения или организации, они поочередно по четыре-пять человек подходят к эмиру, кладут свои правые руки под руку эмира и один из них произносит слова верности и подчинения. Согласно шариату, количество людей, одновременно приносящих присягу, не должно превышать четырех-пяти человек.

Слова, произносимые в «байате», зависят от намерений и возможностей членов движения. Большинство членов ИДУ приносят присягу примерно такого содержания: «Во имя Аллаха, в свидетельстве Аллаха и этих наших братьев-моджахедов я клянусь – я буду строго подчиняться вашим указаниям. Буду строго подчиняться до тех пор, пока у меня есть сила, до тех пор, пока я жив».

Вместе с тем есть члены движения среднего возраста, которые дают клятву на осуществление нападения на врага с летальным исходом. В информационных носителях, распространенных ИДУ в первой половине 2009 года, сообщалось, что не один, а несколько членов движения дали клятву эмиру Тахиру Юлдашеву следующего содержания: «Я клянусь перед Всевышним Аллахом, что как только вы разрешите мне осуществить мероприятие шахидства (акт самопожертвования. – Прим. авт.), я сделаю это. Как только вы мне разрешите – я осуществлю акт фидаиййа».

При совершении «байата» члены и руководство как ИДУ, так и СИД прекрасно понимают, что они находятся на войне и в любой момент их может постигнуть смерть. Поэтому процедура совершения «байата» проходит в особо эмоциональных тонах. Как рядовые члены, так и руководители джихадистских организаций во время «байата» плачут. Бывший руководитель ИДУ Тахир Юлдашев был экстраординарным оратором, также он отличался своей впечатлительностью. Как-то в 2009 году он упомянул, что под его руководством ИДУ дало более пятисот шахидов. Во время одной из процедур совершения «байата», несколько членов движения дали присягу на шахидство. Они обеими руками крепко держали руку Тахира Юлдашева и многократно повторяли свои обещания и присягу, тогда как Тахир плакал почти без остановки.

Хотя, согласно правовым нормам ислама, принести один раз присягу верности и подчинения считается вполне достаточным, во многих джихадистских организациях существует практика «обновления» «байата». Обычно процесс обновления – это повторение тех же процедур, которые совершены, например, год назад.

Значимость совершения и соблюдения «байата» имеет свои глубокие религиозно-правовые основы. Например, при осуществлении «байата» улемы ИДУ напоминают своим членам, что если моджахед не успел принести присягу верности и подчинения и погибает на поле боя в сражении с врагами, то его статус мученика (шахида. – Прим. авт.) останется под большим вопросом. Эти позиции подкрепляются текстами из первоисточников религии.

Ниже приводятся выдержки из выступления бывшего эмира ИДУ Тахира Юлдашева в 2009 году перед членами движения:

«…Вы нам дали присягу в верности. В свою очередь, мы тоже дадим вам обещания, что не будем приказывать вам то, что за пределами Книги и Сунны. Иншалла, мы будем вам повелевать только в рамках шариата, и будем требовать, чтобы вы нам подчинялись только в рамках одобряемого…

…Как сказал Аллах в хадисе кудсий (Хадисы кудсий – согласно исламской доктрине, слова Аллаха, которые переданы через Пророка, но не отражены в Коране), «есть три группы лиц, с которыми, в судный день я лично буду враждовать. Первая из них – это те люди, которые от моего имени дали клятву и не сдержали свои слова». Мы объединены вокруг религии. Слава Аллаху, в моих руках пятьсот человек стали шахидами. Я – эмир шахидов! Я - эмир преданных, а не лжецов, я не эмир предателей! Да упаси Аллах от этого…

…Раньше мы избегали присяги, а в последнее время мы сами стали часто спрашивать: «Дорогой брат, почему ты еще не принес присягу?». Потому что выяснилось, что если человек умирает на поле боя вне присяги – есть очень веские доказательства в первоисточниках, которые строго предупреждают: кто умирает без присяги – он умирает смертью невежества! Также на этот счет есть много весомых слов! Есть 500 шахидов, которые через других или напрямую мне дали присягу в верности: в Чечне, Дагестане, Узбекистане, Кыргызстане, Таджикистане, Афганистане и Пакистане. Слава Аллаху, они были представителями всех народностей и национальностей. Эта присяга – договор с Аллахом! Поэтому пусть мы станем одним из следующих двух: теми, кто стал шахидом, или теми, кто строго придерживается их пути. Пусть не будем из третьей группы: теми, что предают свои обещания и клятву и уходят».

Как только в ряды джихадистских организаций вступают новые члены – а это происходит несколько раз в месяц, первым делом их приводят к эмиру организации, чтобы они могли принести присягу верности. Если эмир по разным причинам не доступен для новых членов, то они временно, до встречи с эмиром, приносят присягу либо полевым командирам, либо другим руководителям структур. Тем самым при необходимости может быть задействована система как «пирамидального», так и прямого принесения присяги.

Вместе с тем, есть определенные принципы, которые считаются центральными в мышлении и поведении многих джихадистских организаций. Один из таких принципов – это отказ от всяких форм сотрудничества и/или переговоров с «неверием», то есть с врагами. Иначе говоря, сотрудничество или переговоры могут быть реализованы в крайних случаях, и то как тактика в деле достижения поставленных целей, и ни в коем случае не могут быть рассмотрены как стратегия. Бывший руководитель ИДУ Тахир Юлдашев часто хвастался, что ему несколько раз подавали руку такие влиятельные и могущественные силы «неверия», как Россия или США, а он никогда последовательно с ними не сотрудничал. Он настаивал: «Клянусь Всевышним, мы не будем вести переговоры с неверием, мы не будем здороваться с неверием. Если надо, мы отрубим свои руки, но не будем здороваться с неверием». Это была позиция, широко распространенная среди всех схожих организаций.


Прцедура «байата» Усмону Одилу. Люди в кадре говорят следующие слова: «Я буду выполнять всё, что вы прикажете в пределах праведности, на пути Аллаха. Я клянусь вести джихад до тех пор, пока не достигну шахидства на пути Аллаха. Я дам вам клятву, что в тот же день, когда вы разрешите мне, я совершу мероприятие по самопожертвованию! Как только разрешите мне, я совершу акт самопожертвования! Я дам клятву, что как только дадите разрешение, в тот же миг я буду совершать мероприятие по самопожертвованию!» Как видно, дающие клятву люди часто повторяют свои мысли разными словами. Но не все члены ИДУ дают клятву с обещанием совершить акт самопожертвования. Большинство членов ограничиваются тем, что они будут строго слушаться приказов эмира»

Термин «неверие» (на узбекском языке «куфр», слово, заимствованное из арабского языка) – понятие, имеющее широкое содержание. Этим термином обозначают не только и не столько Запад или представителей иных религий, цивилизаций, безрелигиозных лиц, этим же термином обозначают также этно-мусульман или мусульман с высоким уровнем религиозности, которые в разной степени одобряют или не сопротивляются политике Запада в Афганистане, Палестине и так далее.

Для Исламского движения Узбекистана главным субъектом и олицетворением «неверия» в первую очередь является правительство Узбекистана во главе с президентом Каримовым, и только потом силы коалиции в Афганистане, правительства Афганистана, Пакистана и другие.

Специалисты не всегда обращают внимание на ситуативные, изменчивые причины легитимности и реальные общественные потребности. Представим себе мирное население Афганистана, желающее мира, безопасности и благополучия. Несмотря на то, что у них либо смешанные, либо негативные чувства по отношению к талибам, одной из главных форм идентификации у них остается ислам, они считают себя мусульманами. При определенных условиях, например, при агитации и пропаганде (под принуждением или без), приоритеты населения начинают меняться в сторону большего понимания талибов, большего восприятия идей и идеологий сопротивления коалиционным силам.

Геополитическое измерение джихадизма

Джихадизм, как ситуативный продукт самой молодой и динамично развивающейся религии мира (существуют и более молодые монотеистические религии, например, бахаизм. – Прим. ред.), всегда имел геополитическое измерение, - отмечает К.Раббимов. - Стоит подчеркнуть, сам джихадизм имеет пристрастное и ревностное геополитическое мышление. Даже больше: джихадизм характеризуется как нестандартизированное и конфликтное крыло одной из величайших геоидеологий современности – ислама.

В истории 20-го века было много случаев, когда джихадизм был использован в конфликте между государствами, супердержавами и цивилизациями. Во второй половине прошлого века, когда главной угрозой для всего человечества считалось ядерное столкновение двух противоборствующих лагерей с абсолютно непредсказуемыми и невообразимыми последствиями, джихадизм использовался ими друг против друга как вполне удачный фактор сдерживания. Одним из таких полей апробирования и наращивания идей организаций джихадизма стал Афганистан. События в Афганистане обнаружили, усилили и ускорили те тенденции, которые привели к историческому изменению геополитического ландшафта всей планеты в конце 20-го века.

«Если дело дойдет до того, что талибы возвратят себе прежние властные позиции и смогут легально влиять на ситуацию в Афганистане, то с точки зрения Узбекистана это будет означать только одно – Исламское движение Узбекистана, и Союз исламского джихада получат в Афганистане либо легальное, либо полулегальное положение».
Джихадизм в целом и узбекоговорящие джихадистские организации в частности имеют многоуровневое и разностороннее геополитическое измерение. Исламское движение Узбекистана, как и отделение «Мавераннахр» Союза исламского джихада, ставят перед собой задачи изменить ситуацию в Узбекистане. Причем, по их желанию, ситуация подлежит такому изменению, чтобы уже никто не смог узнать Узбекистан в прежнем или приблизительном облике. Если учитывать, что Узбекистан – это государство с почти 30-миллионным населением (к началу 2014-го года население республики, скорее всего, дойдет до этой отметки), граничащее со всеми государствами центрально-азиатского региона и Афганистаном, то это – заявка на изменение статус-кво в регионе.

Намерения ИДУ и СИД не были бы значимыми, если бы не одно обстоятельство. Как было сказано выше, обе эти организации находятся под присягой и защитой талибов. Руководители обеих организаций принесли присягу верности эмиру «Талибана» мулле Омару. А «Талибан», в свою очередь, дал религиозную клятву перед Всевышним и многочисленными свидетелями, что эти организации будут находиться под его опекой и защитой, и в случае прихода к власти талибы обязуются оказать им всяческую поддержку (моральную, материальную и военную), чтобы те достигли своих целей.

Сейчас, когда западные коалиционные силы во главе с США уже наметили свой уход из Афганистана в ближайшие годы, в рядах ИДУ и СИД ощущается приподнятое настроение и закономерное ожидание, что это может привести к переломным изменениям в балансе сил между конфликтующими сторонами.

ИДУ с примерно 700-800 членами и СИД с примерно 450-500 членами (из них только 130-160 человек составляет военный отряд отделения «Мавераннахр», говорящий на узбекском языке) - этих отдельно взятых людских ресурсов достаточно для того, чтобы быть «фактором беспокойства» для Узбекистана, но недостаточно, чтобы стать «фактором вызова», способным кардинально изменить ситуацию. Однако обе эти организации находятся в координации и подчинены более могущественной организации – талибам.

Оценки реальных человеческих ресурсов талибов сильно разнятся. Согласно некоторым западным и российским экспертам, активными участниками движения «Талибан» могут быть около 80 тысяч человек. Однако другие источники, побывавшие на территориях конфликта и находившиеся в рядах джихадистов, а теперь вынужденно отошедшие от этих процессов, говорят, что реальное количество талибов намного превышает указанные выше цифры. Например, один из таких источников настаивает, что количество талибов и их человеческих ресурсов реально достигает примерно миллиона человек. Видимо, подобные источники имеют в виду не только реальных участников движения «Талибан», но и потенциально сочувствующих лиц среди афганского и пакистанского населения.

Многие влиятельные СМИ Запада, политические мыслители США и Европы уже смирились с тем обстоятельством, что «Талибан» является более устойчивым и долгосрочным фактором, чем они могли ранее предположить. Они не скрывают, что операция в Афганистане для США закончится тем же, что и во Вьетнаме, - «переговорами с повстанцами». Такой исход будет иметь самые долгосрочные последствия как для самого Афганистана, так и для его соседей, особенно северных, в том числе для Узбекистана.

Среди иностранных участников, воюющих в Афганистане и Пакистане на стороне талибов, самыми значимыми остаются выходцы из Узбекистана. Они, как и этнические узбеки самого Афганистана и других сопредельных Узбекистану государств, составляли и составляют ощутимую силу. Согласно некоторым исследователям, узбеки по численности и политическому весу превосходят чеченцев, уйгуров, татар, арабов и представителей иных этнических групп, воюющих на стороне талибов.

Тем самым, если дело дойдет до того, что талибы возвратят себе прежние властные позиции и смогут легально влиять на ситуацию в Афганистане, то с точки зрения Узбекистана это будет означать только одно: Исламское движение Узбекистана и Союз исламского джихада получат в Афганистане либо легальное, либо полулегальное положение.

Другим вариантом может стать уклонение от ранних обещаний со стороны талибов перед теми организациями, которые принесли присягу верности и подчинения мулле Омару взамен покровительства, поддержки, а также помощи в реализации поставленных долгосрочных задач. Однако если учитывать, что ранее талибы не обменяли пребывание у власти и свою государственность на одного человека - не отказались от покровительства бен Ладена, то можно предположить, что они, приобретя новое положение после многолетних боев и заставив Запад смириться с ними, не откажутся и от покровительства ИДУ и СИД.

Легализация талибов, в конечном итоге, приведет к самым серьезным последствиям. Эти последствия, в зависимости от дальнейших обстоятельств, могут быть выражены в следующих моментах.

«Недавние заявления руководства США о быстром уходе из Афганистана были расценены вооруженной оппозицией этой страны как дезертирство Запада»
Повысится притягательность Афганистана для единомышленников талибов, создастся достаточно открытое и сравнительно безопасное пространство для потенциальных и реальных сторонников ИДУ и СИД из стран центральноазиатского региона. Хотя процесс присоединения к ним новых членов с севера, несмотря на войну, никогда не прекращался, в условиях легального положения талибов и их компаньонов с севера и востока объем контингента из-за другого берега Амударьи, в том числе бегущих от репрессивной политики по отношению к религиозным лицам, будет значительно выше.

А в долгосрочной перспективе Афганистан снова станет эпицентром и экспортером джихадистских лиц и движений, которые направят свою энергию в свои целевые страны. В случае с ИДУ и СИД это сначала Узбекистан, далее - весь регион Центральной Азии.

Эти возможные направления развития событий могут быть полностью устранены только тогда, когда по каким-либо причинам с афганской сцены будет устранены талибы, а вместе с ними и их узбекоязычные коллеги. Однако, несмотря на изнурительное положение талибов, они осознают, что приближаются к той точке развития событий, перетерпев которую, они смогут объявить о своей полной победе. На стороне талибов многие факторы: время, местность, возможность принудительного использования местного населения, иностранные единомышленники, ситуативное недовольство от действий сил коалиции, изменчивое общественное мнение Запада и, наконец, наметившийся быстрый уход сил коалиции. Недавние заявления руководства США о быстром уходе из Афганистана были расценены вооруженной оппозицией этой страны как дезертирство Запада.

…Джихадизм как глобальное движение имеет дихотомическое геополитическое мышление, мечтает о глобальных изменениях и действует в этом направлении. Согласно джихадизму, ислам – это одна из двух глобальных геоидеологий современного мира, и ему противостоит идеология Запада. Либерализм и демократия джихадистами трактуются как полноценная альтернативная религия. Когда джихадисты определяют либерализм как «религию», их творческий подход и абсолютизация восприятия поражают воображение.

Однако «арабская весна» показала, что центр мусульманского мира думает и двигается по другому, чем исламисты и особенно джихадисты, направлению. Стоит подчеркнуть, что до сих пор ни одна из джихадистских организаций не смогла сформулировать свою позицию по событиям «арабской весны». Сложность формулировки позиции джихадистов заключается в мировоззренческих моментах: мусульманское население массово свергло диктаторские и авторитарные режимы, их методы, по крайней мере, намерения и начало были мирными, как на Западе. Массы заявляли, что их революция не исламская, а народная. Народ настаивал, что политическая система должна быть такой, чтобы общество могло постоянно контролировать власть, а это означает – демократия, что неприемлемо для джихадистов.


Многочисленные данные свидетельствуют, что Исламское движение Узбекистана и отделение «Мавераннахр» Союза исламского джихада находятся в достаточно доверительных отношениях с движением «Талибан». Они совместно проводят военные учения и операции. В их взаимоотношениях четко соблюдается принцип «сотрудничество, но не слияние». На фото изображены совместные военные операции «Талибана» и ИДУ

Для джихадистов все процессы, идеи и мотивации должны быть прямолинейными, однозначными и идеалистическими. Другого они не способны понять или принять. Поэтому джихадисты оказались в сложном положении: свергаются их враги – нерелигиозные режимы и прозападные автократы, но народ ведет себя не так, как они могли мечтать – народ заявляет о свободе и демократии. Вместе с тем джихадисты не могут критиковать народ, поскольку народ - абсолютное большинство, к тому же достигнутая народом цель тоже благородная – избавление от тиранов, насилия. Наверно, поэтому до сих пор ни «Аль-Каида», ни «Талибан», ни ИДУ или СИД не смогли обнародовать свои ясные, внятные позиции по массовым народным волнениям в арабских странах.

…Пока джихадисты являются социально-политическими и религиозными маргиналами, но в их руках достаточно сформированная, крепкая идеология. Джихадисты в Афганистане, Пакистане и иных странах малочисленны, не имеют авторитета, чтобы значительно расширить свои ряды. Однако глобализация имеет не только экономический аспект, она также имеет политическую, геополитическую направленность, глубоко отражается в формах и балансах идентичности человека, общества и всего человечества.

Современная история знает некоторые примеры, когда отдельные религиозные авторитеты или политические деятели призывали к джихаду. Саддам Хусейн перед своим падением призвал соотечественников и мусульман всего мира к джихаду, но он не имел ни религиозного авторитета, ни политической легитимности. Поэтому, его призыв даже не был замечен. (В марте 2003 года обращение Саддама Хусейна к жителям Ирака передавалось по национальным телеканалам. В частности, С.Хусейн сказал следующие слова: «Да здравствует джихад и Ирак, смерть агрессорам! Мне даже не нужно говорить, что именно надо делать для защиты нашей страны. Вы все это прекрасно знаете. Но вы должны знать, что каждого, кто противостоит этой агрессии, ожидает рай». Примечательно, что это были слова националиста и баасиста. Вместе с тем, его попытка мобилизовать население Ирака в рамках института джихада является характерной для мусульманских обществ. Дальнейшее развитие событий в Ираке показало, что силы США здесь столкнулись с группами, которые мотивировали и оформляли свое сопротивление именно в рамках джихада. Это стало центральным фактором ускорения ухода США из Ирака).

Другая история связана с российским религиозным деятелем. На фоне информационной кампании России, Франции и Германии о недопустимости интервенции США в Ирак верховный муфтий Талгат Таджутдин в одной из коллективных молитв с мечом в руках объявил джихад против США. Это было в начале апреля 2003 года. Т.Таджутдин призвал мусульман России идти на помощь мусульманам Ирака. Но насколько бы Владимир Путин ни был тогда недоволен поведением США, он сам испугался - ведь реализация призыва Т.Таджутдина могла бы иметь суровые последствия для самой России.

Заключение

«Джихадизм, как феномен и как идеология, имеет социальные, политические и религиозные условия, посредством которых он может усиливаться или ослабевать. Попытка ликвидировать джихадистские организации исключительно силовыми методами в современных условиях не может обеспечить желаемых результатов», - считает К.Раббимов.

«Появившееся на заре независимости Исламское движение Узбекистана пережило долгую эволюцию: начав свою деятельность как исламизм, оно вынужденно и закономерно поднялось до уровня джихадизма. ИДУ также стало фактором, способствовавшим появлению узбекоязычного отделения внутри Союза исламского джихада - отделения «Мавераннахр». На появление, эволюцию и усиление рассматриваемых джихадистских движений сильно повлияла внутренняя ситуация в Узбекистане. Стоит отметить, что если даже исключить существующую репрессивную политику по отношению к религиозным лицам внутри Узбекистана, скорее всего, джихадисты все равно существовали бы, но их количество могло бы быть значительно меньше».

Заключительный вывод у автора доклада получается не слишком утешительный:

«Узбекистан стоит на пороге больших перемен. Эти долгожданные перемены обусловлены состоянием государственной власти. Кажется, что верховная власть уже выбрала своего преемника, но этот возможный преемник, к сожалению, не в состоянии будет решить накопившиеся проблемы, в том числе снизить большую напряженность вокруг религиозного фактора посредством политических реформ. Рассматриваемые условия на фоне сложной ситуации в центральноазиатском регионе и в Афганистане могут привести к усилению позиции узбекоязычного джихадизма еще на долгие годы».

Экспертная рабочая группа, Ташкент, Узбекистан

Автор доклада Камолиддин Раббимов

Руководитель проекта и редактор доклада Сухробжон Исмоилов

***

Подготовил Алексей Волосевич

Международное информационное агентство «Фергана»