Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Благоуханный мятеж. Главный предмет китайского быта исчезает навсегда?

21.11.2017 17:40 msk, Алексей Винокуров

Китай История Общество
Благоуханный мятеж. Главный предмет китайского быта исчезает навсегда?

Знаменитый золотой туалет из ювелирного магазина в Гонконге

Агентство «Синьхуа» с гордостью сообщает, что Государственное управление по делам туризма КНР опубликовало новую трехлетнюю программу «туалетной революции». В рамках этой программы будет построено 47 тысяч новых общественных туалетов, и еще 17 тысяч – реконструировано.

Оно же утверждает, что туалетная революция началась в Китае в 2015 году.

Тут мы с агентством «Синьхуа» серьезно расходимся в оценке ситуации.

Я прекрасно помню, как в 2004 году проходил Всемирный туалетный саммит в Пекине. Я сам, правда, не был тогда его делегатом, поскольку область моих интересов лежит в несколько иной сфере. Однако последствия этого саммита я, как и многие в Китае, испытал буквально на себе. Как раз тогда в Китае была предложена градация туалетов – от беззвездочных до четырех звезд.

Так вот, я полагаю, что туалетная революция произошла в Китае не в 2015, а в 2004 году. Именно тогда в Китае появились внушающие восторг монументальные сооружения, больше похожие на гостиницы или рестораны, – вылизанные, кондиционированные, с высокими потолками, с креслами и диванчиками у входа, где так приятно почитать журнал или просто отдохнуть от уличной жары.


Здание общественного туалета в городе Фуян. Фото отсюда

Но это не были потемкинские деревни для иностранных корреспондентов. Даже в самых простых уличных туалетных «забегаловках» сделалось очень мило, расторопная обслуга поддерживала там постоянную чистоту. При этом общественные туалеты были бесплатными, а попытки местных «бендеров» взимать с посетителей деньги за вход воспринимались с возмущением. Туалетов тогда было построено очень много, в крупных городах нельзя было сделать шагу, чтобы не увидеть указателя: «До ближайшей уборной – 250 метров».

После окончания пекинской Олимпиады 2008 года ситуация, некогда столь блестящая, понемногу стала ухудшаться. И вот китайские власти решили совершить новый прорыв, который назвали туалетной революцией.

Откуда вышли китайцы

Революция эта имеет тысячелетнюю предысторию.

Традиционный китайский туалет – вовсе не выгребная яма, как думают многие, кому довелось побывать в китайских деревнях. Исторически китайский туалет – это так называемый матун, лошадиное ведро. Почему лошадиное? Потому что по форме оно напоминает тело китайской лошади – пузатенький цилиндр с круглыми боками. Такой именно цилиндр, только с крышкой, и есть матун.

Первое упоминание о матуне встречается в эпоху Хань (206 гг. до н.э – 220 гг. н.э). Матун упоминается в одном ряду с лунцзо – драконовым (то есть императорским) троном, лунпао – императорским облачением и луннянь – императорским выездом.

Казалось бы, странно, что такой ничтожный и даже не совсем приличный предмет стоит в одном ряду с вещами грозными и возвышенными. На самом деле предмет этот только кажется ничтожным. Уже в эпоху Хань император, отправляясь в путь, брал с собой какое-то количество ночных горшков. Среди них были матуны из золота, из резного нефрита, из серебра, а также отлитые из меди – на любой вкус и настроение. Все они были покрыты оригинальным рисунком и изящными узорами, на многих имелись благопожелательные надписи.

Такое отношение к ночной вазе распространено было не только среди императоров и вельмож. В старом Китае, независимо от того, беден или богат человек, его матун должен был выделяться среди прочих предметов своей красотой. Даже самое простое деревянное ведро покрывали лаком внутри и снаружи, расписывали, украшали резьбой. Обычно горшок стоял в спальне, но его не стеснялись выставлять и на всеобщее обозрение.

Соседи по улице часто вступали в негласное соревнование – чей матун красивее и изысканнее. Для горшков традиционно выбиралось только самое твердое дерево. Часто их украшали замысловатым орнаментом, а богачи предпочитали ночные горшки с инкрустацией из серебряных нитей. Некоторые романтично настроенные обыватели даже сравнивали свои горшки с шедеврами каллиграфического искусства.

Матун, помимо прочего, имел и магические функции, без него не обходились самые главные события в жизни человека.

Так, новобрачная, переселяясь в дом мужа, в составе приданого обязана была иметь свое собственное туалетное ведро. В матун, который приносила с собой в новый дом невеста, обычно клали конверт с деньгами, куриные яйца, большие финики, арахис, рисовые пирожные и прочее в том же роде. Это должно было гарантировать хозяйке богатство, долголетие и плодовитость. На свадьбе ее ночным горшком по очереди любовались все гости, оценивая его красоту и изящество. После этого матун обычно прятали, и жених с невестой должны были обязательно его отыскать.

Бывало, что ночной горшок использовали в самых неожиданных целях. Так, в старом Нанкине в них готовили соленья. Разумеется, сначала горшки хорошенько промывали колодезной водой, потом пропаривали травяными настоями, и только после этого засаливали там овощи. Правда, не у всех хозяек получалось стерилизовать горшок достаточно хорошо, и тогда соленые овощи начинали пованивать. Таких мастериц шутливо звали «чоу шоу» – вонючие ручки.


Вход в современный специализированный ресторан. Вместо кресел – унитазы, вместо посуды – стилизованные унитазики и писуарчики. Еду тоже оформляют соответственно. Фото «Фергана»

Со времен эпохи Мин матун стали использовать еще более необычным образом: беременные женщины рожали туда детей. Это был своего рода магический ритуал, считалось, что это добавляет здоровья и долголетия не только ребенку, но и самой матери.

Чтобы ребенок не ушибся, на дно горшка укладывали слой рисовой соломы, а поверх него – хлопковую вату. Эту вату пропитывали теплой водой: считалось, что это убережет малыша от травмы.

Если рождался мальчик, новость быстро распространялась повсюду, и начиналось всеобщее веселье. Если же в горшке обнаруживали девочку, все приходили в уныние, слышны были лишь упреки в адрес матери и горькие рыдания.

Бывало и такое, что обнаружив в горшке девочку, «счастливые» родители или повитуха закрывали его крышкой. Сами они садились сверху, преграждая проход воздуху, в результате ребенок умирал от удушья. Поэтому среди названий ночного горшка было и такое, как «нисы», утопленница. До последнего времени на улицах Нанкина можно было слышать, как старухи кричат непослушным девчонкам: «Ах ты, негодница! Раньше бы тебя утопили в ночном горшке!»

Таким образом, можно сказать, что в старые времена практически каждый китаец буквально являлся на божий свет из ночного горшка. Поэтому горшок воспринимался, как вторая утроба, и отношение к нему было гораздо более теплым и интимным, чем на Западе.

Вонючая прелестница

Мастера, делавшие туалетные ведра, пользовались в старом Китае особенным уважением. Однако и клиент относился к выбору такого умельца очень придирчиво: считалось, что правильный горшок может принести в дом благополучие, а неправильный – даже разрушить семью.

Перед тем, как сделать заказ, потенциальный покупатель всегда уточнял ряд вещей. Считалось, что в семье резчика должно было царить так называемое полное счастье, по-китайски – «цюань фу». В это понятие, разумеется, входило здоровье. Лучше всего, если на протяжении двухсот лет в роду мастера не случалось тяжелых болезней, особенно – наследственных. Кроме того, настоящий мастер ночных горшков должен был иметь несколько детей мужского пола, здоровых и красивых – в противном случае его квалификация подвергалась сомнению. Перед началом работы как заказчик, так и мастер должны были совершить возжигания благовоний перед образом Будды.

Если ночной горшок «приносил» в дом много мальчиков и материальный достаток, акции его создателя серьезно повышались. К особенно удачливым мастерам выстраивалась отдельная очередь из заказчиков.

Вообще же работа специалиста по матунам состояла из восемнадцати этапов. Каждый из них требовал сосредоточенности и внимательности, все должно было делаться без спешки. И только на последнем этапе мастер мог отдать свое произведение в чужие руки. В самом конце работы уже готовый ночной горшок нужно было покрыть лаком, этим занимались отдельные люди.

Как уже говорилось, горшки обычно расписывались разными благопожелательными иероглифами и картинками. Если гадатель или астролог определял, что в доме плохой фэншуй, крышку туалетной вазы украшали триграммами – гуа. Считалось, что триграммы, подпитываясь от горшка, получали дополнительную силу и могли исправить даже очень тяжелую ситуацию в доме.

Конечно, в таком важном вопросе, как именование горшка, китайцы не могли ограничится одним именем – матун. Со времен эпохи Тан его часто называли также просто мацзы, лошадка.

Кроме того, в старом Китае военные звали свой горшок чоу мэй, вонючая прелестница. Когда войско отправлялось в поход, такая «прелестница» имелась у каждого пешего за плечами, а у каждого конного была приторочена к седлу. Но перетаскивать в горшке воздух китайцы считали недопустимой роскошью, поэтому во время переходов часто засовывали туда съестные припасы, одежду и разный мелкий скарб. Если же в горшке возникала прямая необходимость, его быстренько опустошали, использовали по назначению, а потом, вымыв, снова наполняли разной полезной мелочью.

Еще одно название горшка – хуцзы, тигр. В провинции Хэнань бытует легенда, объясняющая такое название. Когда-то в местных горах свирепствовала банда тигров. Они воровали у людей скот, разоряли их дома, ранили и убивали крестьян. Люди молились, чтобы кто-нибудь избавил их от этой напасти. Небо услышало их молитвы и послало им существо, похожее на китайского единорога цилиня. Он был необыкновенно свиреп и вступил в бой с тиграми. Бой этот длился 49 дней, и тигры были повержены. В знак того, что они покорены окончательно, цилинь справил малую нужду тиграм прямо в рот. Говорят, что именно поэтому первые писсуары в Китае делались в виде тигра. Понятно, что такой писсуар годился только для мужчин, женщины ограничивались обычным матуном.

Коротышка в военном мундире

Знаменитый китайский поэт Су Дунпо, живший в XI веке, говорил о «сань шан» – трех (важных) вещах, которые делаются, сидя на чем-то. Среди этих трех важных вещей было и сидение на горшке – матун шан.

К матунам в старом Китае отношение было одновременно трепетное и практичное. Для них делали специальные короба с крышкой – во-первых, чтобы уменьшить запах, во-вторых, для удобства. В таком коробе имелись специальные кармашки, куда клали книги, сигареты, нитки с иголкой для рукоделия, а также свечи, чтобы можно было читать по ночам.

Люди образованные и утонченные, сидя на горшках, обычно читали книги и газеты, сочиняли и декламировали вслух стихи. Публика попроще, чтобы не терять времени зря, прямо на горшке закусывала и пила чай. Кто-то в это время курил, кто-то штопал одежду, кто-то занимался традиционными китайскими промыслами, например, делал вырезки из бумаги. Некоторые любили, сидя на горшке, вести долгие назидательные беседы с домочадцами. Именно поэтому туалетная ваза называлась также сюси чжунсинь, центр отдохновения, ну, или на современный лад – досуговый центр.

Манера эта отчасти сохранилась и до сего дня. Часто в пекинских старых кварталах приятели ходят в уличный туалет вместе, чтобы обсудить разные животрепещущие вопросы. Не раз я встречался с ситуацией, когда в общественном туалете один китаец сидит орлом, а другой просто стоит рядом. При этом они горячо спорят, например, о перспективах роста юаня. Нередко к их спорам присоединяется смотритель туалета, который стоит снаружи, или просто проходящие мимо люди. Они перекрикиваются во весь голос, вовлекая в свои дискуссии все большее количество народу. Как ни странно, никого не смущает двусмысленность ситуации. В конце концов, в туалет ходят все люди, что же тут такого особенного? Почему человек должен делать это в полной тишине и анонимности, разве он занимается чем-то преступным?


Смотрители туалетов входят с клиентами в интенсивный контакт.

И как после обеда китаец комментирует его качество и изобилие, так же, выходя из туалета, он может оповестить знакомых и незнакомых о том, как складывался процесс и вполне ли он удовлетворен результатом. Правда, этот милый обычай постепенно сходит на нет в больших городах, где все больше многоэтажных домов и все меньше старых построек.

Принято считать, что первые общественные туалеты появились в Нанкине. Своим появлением они обязаны одному из самых богатых людей эпохи Мин – некоему Шэнь Ваньсаню. Именно он, заботясь о своих рабочих, приказал установить на улице несколько крытых камышом хижин, где размещались ночные вазы. Впрочем, пользоваться этими хижинами могли не только рабочие, но и все желающие. Такой импровизированный уличный туалет сначала назывался «бянь цзи», срочная нужда. Довольно быстро такие хижины распространились по всему городу, и за ними закрепилось стыдливое название «мао у» – домик с соломенной крышей.

За тысячелетия ежедневных упражнений туалетная тема так или иначе вошла во все сферы китайской жизни. Разумеется, получила она свое отображение и в речи. В современном китайском языке полно фразеологизмов, где есть упоминание о ночной вазе. Например: нырнуть в ночной горшок – не знать ни в чем меры, пустить газы в матун – попусту мечтать, драгоценности из ночного горшка – грязные деньги. Есть и загадки на туалетную тему, например: пузатый коротышка в красном военном мундире, ты снимаешь с него шапку, а он с тебя – брюки (ответ: ночной горшок).

Короли большие и малые

Однако тысячелетнее господство ночной вазы в жизни китайца серьезно подорвал XX век.

Показательна в этом смысле история Шанхая.

В тридцатых годах прошлого века здесь жило примерно четыре миллиона человек. Ежедневно город выбрасывал более 1200 тонн жидких отходов, здесь работали почти две тысячи специальных машин по сбору фекалий. Избавлялись от них очень просто – по доброй китайской привычке сбрасывали прямо в реку Хуанпу, для чего было построено 22 специальных причала.


Горшки опорожняли прямо в реку.

Однако такой размах шанхайская ассенизация приобрела не сразу. Дело в том, что Шанхай еще в конце XIX века был небольшой рыбацкой деревушкой, у которой, понятно дело, особенных проблем с утилизацией отходов просто не существовало. Обычно нечистоты выливали в ближние речки, или собирали и перевозили на поля, где закапывали как удобрение. Однако к тридцатым годам двадцатого века Шанхай стал торговым, экономическим, промышленным и культурным центром юга страны. Сюда стекались люди со всего Китая.

В результате количество отходов возросло невероятно. Каждое утро на рассвете на улицах слышались крики: «Опустошаем ночные горшки!» Выставленных по утрам на улицу ночных ваз было столько, что по ней иногда просто нельзя было пройти.

Больше всего такая ситуация удручала взыскательных жителей иностранных кварталов. Они неоднократно обращались к городским властям со слезной просьбой пустить специальные машины по сбору отходов, нанять людей, создать особую службу – навести, в конце концов, порядок в городе. Гоминьдановские власти относились к таким реляциям с некоторой прохладцей: подумаешь, ночные горшки, дело-то житейское, можно и потерпеть.


Просушка матунов.

По счастью, в это время в Шанхае жил некий предприниматель и торговец по имени Ма Хунцзи, который быстро смекнул, какими деньгами пахнет опорожнение ночных горшков.

Получив подряд и разрешение от властей на работу ассенизатором, Ма Хунцзи взялся за дело с поистине китайским размахом. Он нанял 600 человек с тачками для сбора и перевозки жидких отходов и выпустил их в город. После этого он в народе его стали звать «королем фекалий».

В Шанхае, впрочем, был и другой такой же король – некий Ван Жункан, у него было 500 таких же мастеров уборки. Два короля не стали ссориться – фекалий на всех хватит. Они разделили сферы влияния и энергично принялись за свой дурно пахнущий, но выгодный бизнес.

Однако монополия господ Ма и Вана продержалась недолго. Разнюхав, какие деньги приносит ассенизация, за нее решили взяться и другие китайцы. В городе появилось большое количество «фэнь сяо ванов», то есть малых фекальных королей. Они обслуживали те кварталы, до которых не доходили руки крупных воротил.

Вскоре они стали создавать профессиональные союзы, увеличивая количество рабочих на своих предприятиях. Людей, занятых в этом бизнесе, в старом Шанхае называли «чоу тоу», вонючая башка. В большинстве своем они приехали из соседней провинции Цзянсу. Как правило, это были крестьяне, бежавшие из деревень от нужды в процветающий Шанхай.


«Вонючая башка» за работой.

Согласно статистическим данным, в Шанхае в 1946 году насчитывалось более пяти тысяч таких уборщиков, это была настоящая армия чистоты. Каждое утро без выходных они выходили на улицы города, не пропуская ни одного, даже самого маленького переулка. Все они объединились в три союза по территориальному признаку – в зависимости от того, откуда были родом сами уборщики.

Однако со временем союзы ассенизаторов переориентировались на другой бизнес, не такой вонючий, но не менее грязный. Многие из них стали преступниками. Поменяв профессию, они начали контролировать улицы и переулки, устанавливая там свои порядки и правила. Часто они перекрывали дорогу честным мусорщикам, требуя деньги за проезд. Если им отказывали, они разбивали повозки, а самих ассенизаторов обливали содержимым ночных горшков. Многие уборщики, не выдержав издевательств, предпочитали откупаться от разбойников, некоторые перебирались в другие кварталы, а кое-кто становился бандитом сам.

Вообще говоря, рядовые уборщики мусора находились на самом дне социальной лестницы. Их презирали, обзывали обидными кличками, не пускали в приличные заведения. Часто эти люди заливали свою горькую жизнь вином и тратили последние гроши на азартные игры.

К 1937 году в старом Шанхае за каждую опорожненную ночную вазу местные уборщики получали от трех до пяти феней, по-нашему – копеек. Это было совсем дешево, но до поры до времени они терпели. Однако к 1945 году, на фоне идущей войны между коммунистами и Гоминьданом, власти подняли налоги, выросли цены на жилье, и ассенизаторы оказались на краю финансовой пропасти. От отчаяния они начали забастовку и самочинно подняли тарифы на свои услуги. Деваться жителям было некуда, они согласились с новой ситуацией. После этого цены на ассенизацию стали расти непрерывно.

Уже на следующий год местные газеты писали: «В период с февраля по апрель 1946 года каждый уборщик ночных ваз получал в месяц от пятисот до двух тысяч юаней. А в дни праздника Двух пятерок их зарплата доходила до четырех тысяч юаней». Бывшие «вонючие головы», которых раньше и в чайные-то не пускали, зажили, как настоящие короли.

Жители Шанхая были крайне недовольны ценами на ассенизацию, в руководство города полетели требования призвать зарвавшихся уборщиков к порядку. Однако гоминьдановское правительство отвечало, что не в состоянии что-либо сделать. Из-за жадности ассенизаторов городу угрожал фекальный хаос.

На счастье, вскоре в Шанхай вошли коммунистические войска Освободительной армии Китая. «Жить стало лучше, жить стало веселее!» – обрадовались «вонючие головы», и цены на ассенизацию снова выросли.

Правда, коммунисты, в отличие от буржуев из Гоминьдана, чикались с уборщиками недолго. После провозглашения республики в 1949 году коммунисты объявили все сообщества ассенизаторов незаконными. В городе начали прокладывать канализацию, и роскошная жизнь «вонючих голов» кончилась.

Но жизнь ночных горшков продолжалась. Во-первых, далеко не ко всем старым домам можно было подвести канализацию. Во-вторых, китайцы очень держатся за старые привычки и традиции, и эта не оказалась исключением. Они по-прежнему ходили в свои матуны, но опорожняли их уже сами – в уборных.

Все, что осталось

В середине восьмидесятых годов прошлого века Дэн Сяопин в рамках борьбы за цивилизованность сделал следующее заявление: «Чтобы к концу XX века и следа не осталось от восьмисот тысяч ночных горшков и восьмисот тысяч старых, работающих на угле печурок!» Этот наказ был выполнен лишь частично. Если в 1983 году в том же Шанхае оставалось пять миллионов семей, пользующихся ночными вазами, к 2003 году таких семей в городе было уже всего четыреста тысяч.

Еще в начале двухтысячных можно было видеть, как жители старых кварталов в разных китайских городах с утра идут к общественным туалетам, чтобы вылить в них свои ночные горшки. Сейчас, конечно, этого становится все меньше и меньше.

В многоэтажных китайских домах, построенных в восьмидесятые годы прошлого века, унитазов обычно не было, вместо них была дырка в полу. Надо помнить, что во время культурной революции очень много крестьян переехало в город, и они просто не понимали, как обращаться с унитазами. Они влезали на них с ногами, многие падали, получали увечья и кляли дурацкую иностранную моду.

Тем не менее, время идет, меняются поколения, а вместе с ними и нравы. В новых китайских домах в XXI веке обычно устанавливаются привычные для европейца унитазы. Новое поколение китайцев их вполне освоило и пользуется ими ловко и без лишнего страха. Правда, некоторые китайцы относятся к ним так же трепетно, как их предки – к ночным горшкам.


Общественный туалет рядом с туриститческой улицей Ванфуцзинь в Пекине. Надписи предупреждают: «Надевайте противогазы», «Пристегните ремни безопасности», «Остерегайтесь открытых лопастей вентилятора», «Осторожно, опасность», «Бойтесь падения».

Унитазы украшаются иероглифами с именами хозяев, те, кто побогаче, расписывает их золотом и инкрустирует драгоценными камнями. Особенные эстеты окружают унитазы зеркалами, чтобы видеть себя в решительный момент со всех сторон. Кое-кто, увлеченный новой модой, ставит унитаз прямо посреди жилой комнаты, лишь иногда стыдливо огородив его прозрачными пластиковыми панелями.

Однако, несмотря на новые возможности, представленные техническим прогрессом, пожилые китайцы до сих вспоминают свои милые матуны, с которыми была связана вся их жизнь, а также жизнь их родителей и предков. Переезжая в новые благоустроенные дома с канализацией, многие все еще с трудом расстаются со старыми добрыми ночными горшками. Иногда приходится слышать, как люди говорят: «Матун был сосредоточением моей прежней жизни, матун – это все, что у меня от нее осталось...»

Алексей Винокуров

Международное информационное агентство «Фергана»