Долгое «эхо» бамианских взрывов
Ровно десять лет назад, 26 февраля 2001 года, талибы приступили к уничтожению уникального культурного памятника - гигантских статуй Будды, высеченных на заре нашей эры в скалах Бамианской долины. Никакие обращения и просьбы со стороны ООН, ЮНЕСКО, правительств многих стран, многочисленных культурных, общественных и религиозных организаций на «яростных мулл» не подействовали. Приказ главы «Талибана» муллы Омара «уничтожить языческих истуканов» был выполнен с какой-то непостижимой варварской неумолимостью: более недели статуи расстреливали из танков и минометов и рвали взрывчаткой. И уничтожили в конце концов бесценное сокровище древней цивилизации, дошедшее до нас через множество веков.
Тогда, конечно, никто не предполагал, что уничтожение бамианских статуй, этот направленный против всей человеческой цивилизации акт «духовного террора», - лишь своего рода пролог грандиозной трагедии, случившейся всего через полгода: 11 сентября самолеты, захваченные фанатиками-смертниками, врезались в нью-йоркские небоскребы и в здание Пентагона в Вашингтоне. Началась, по существу, новая эпоха. Взрывы в Нью-Йорке, Вашингтоне, Москве, на Бали, в Мадриде, Лондоне, в Мумбаи и во многих других местах по всему свету фактически являются «эхом» взрывов в Бамианской долине. Они стали сигналами того, что над человечеством нависла темная, абсолютно «инопланетная» сила. Этой силе не просто чужды, а ненавистны ценности, нормы и критерии всех остальных, «неверных» цивилизаций. В проектируемой исламо-фашистами, иначе их не назовешь, модели будущего всему иному, «неверному», просто нет места, оно должно быть уничтожено, аннигилировано, вычищено.
Все это приобретает особую актуальность именно сегодня, когда на гребне революционной волны, захлестнувшей страны Ближнего и Среднего Востока, к власти на весьма обширных территориях могут прорваться те самые «инопланетяне». И это в условиях, когда конспиративной сетью исламских фанатиков пронизаны и Европа, и США, и Южная Америка, а сообщения о заговорах с целью организации терактов то в Германии, то в Голландии, то в Дании или Норвегии приходят чуть ли не каждый день. Не говоря уже о настоящей террористической войне на Северном Кавказе и в Афганистане, грозящей перекинуться на всю Россию, Пакистан и постсоветскую Центральную Азию.
Но вот ведь парадокс: залепленные догматической, расслабленной и, не побоюсь этого слова, предательской «политкорректностью» очки до сих пор мешают западным и прочим «гуманистам» увидеть, что строить отношения с такой «единственно верной» людоедской братией на основе понятий, принятых, скажем, в иудео-христианской цивилизации, бессмысленно. Так же бессмысленно, как налаживать отношения, например, с муравьями или тараканами, апеллируя к нормам общечеловеческого общежития.
Бамианский Будда – до (слева) и после (справа) операции талибов по его уничтожению
Теракт – как «средство самообороны»
Как только весной 2004 года стало известно об издевательствах в тюрьме Абу-Грейб, Джордж Буш начал извиняться и извинялся семь дней подряд, заверяя в самых лучших чувствах иракский народ в частности и все «дружественные» арабские страны в целом. Ему вторили Колин Пауэлл и Дональд Рамсфелд, разъезжая по всему миру и извиняясь перед каждым готовым выслушать их арабом. На фоне всеобщего раздирания одежд и посыпания пеплом голов как-то затерялась реплика сенатора Джозефа Либермана, заметившего: «Перед нами никто не извинялся, когда эти твари растерзали американцев в Эль-Фаллудже».
Напомним, о чем идет речь. 31 марта 2004 года в иракском городе Эль-Фаллуджа террористы-«повстанцы» обстреляли гуманитарный конвой, а потом озверелая толпа местных жителей, которым этот конвой и вез продукты и медикаменты, убила сопровождавших его четырех американцев (не солдат, а простых водителей грузовиков), разрубила тела на части, таскала куски тел по городу и развешивала их на мосту и телефонных линиях. Детвора отплясывала на разорванных телах под радостные возгласы взрослых о замечательной победе, только что одержанной над США.
Сенатор Либерман был прав - никто из иракцев и вообще арабов за эту мерзость перед Америкой не извинился. Более того, население Палестинской автономии, как и после трагедии 11 сентября, отреагировало на «акт солидарности» со стороны иракских братьев (было объявлено, что раздирание американцев - месть за ликвидированного израильтянами кровавого упыря шейха Ясина) плясками и взаимным угощением сладостями.
Однако во время скандала с Абу-Грейбом об изуверстве в Эль-Фаллудже ни в США, ни тем более в Западной Европе никто не вспомнил. Чем пространнее становились извинения американских лидеров, тем больше людей приходило к убеждению, что злоупотребления, имевшие место в иракской тюрьме, были такими страшными пытками (пара тумаков плюс надевание женских трусов на голову и выстраивание пирамиды из голых зеков), что их можно поставить на один уровень с тягчайшими преступлениями против человечества вроде ГУЛАГа и нацистских лагерей смерти. Даже последовавшее вскоре и растиражированное на весь мир отрезание голов Николасу Бергу и другим иностранным заложникам не затмило этот «ужасный» Abuse (здесь «насилие». - прим. ред.). (Напомним, кстати, что виновные в абу-грейбских издевательствах американские военные по приговору американского же суда были посажены в тюрьму так же, как и морские пехотинцы, убившие 24 гражданских иракца в городе Хадита в ответ на обстрел американской колонны в ноябре 2005 года). И опять на Западе почти никто не обратил внимание, что реакцию в официальном арабском и мусульманском мире на все зверства террористов в лучшем случае можно считать соболезнованием по поводу легкого недомогания, а в худшем - равнодушием, а то и плохо скрытым одобрением.
Предвижу возмущенные возгласы - да как же, ведь все арабские и мусульманские лидеры осуждают терроризм, было сделано множество соответствующих заявлений! Действительно, заявлений сделано предостаточно. Даже старый убийца Ясир Арафат регулярно осуждал терроризм, в том числе и действия террористов-смертников против Израиля. Тем не менее, каждый раз, когда нам удается услышать слово осуждения, оно всегда сопровождается вездесущим «но», за которым следует длинное перечисление преступлений колониализма, империализма, сионизма и расизма, которое делает это осуждение либо бессмысленным, либо на самом деле превращает его в оправдание.
По существу говорится следующее: во всех этих зверских убийствах невинных, беззащитных людей, включая стариков женщин и детей, виноваты не убийцы, а вы - иудеи, христиане, Запад вообще, богатые, сытые и сильные, потому что вы – богатые, сытые и сильные. (Однако почему-то ни индийцы, ни, например, южнокорейцы, тоже являвшиеся жертвами колониализма, терактов не устраивают, а запускают в космос ракеты и делают отличные автомобили).
Такая точка зрения встречается, кстати, и на читательских форумах «Ферганы» - вот, например, некий персонаж под ником «Абдулла» написал в отзыве на мою последнюю статью, посвященную Пакистану: «Ведь мусульмане, во всем мире, лишь обороняются. А кому не лень грабят их и убивают тысячами, а когда те в ответ что-то предпринимают, то сразу начинают кипишавать: ой террористы, ой ваххабисты».
Хотелось бы, правда, узнать, что «Абдулла» понимает под словом «предпринимают»? Ведь хорошо известно, что после каждого теракта та же «Аль-Каида», например, заявляет, что она ведет лишь «оборонительную борьбу».
К тому же, если присмотреться, то оказывается, что виновные являются виновными не столько потому, что они богатые и сильные, а сколько потому, что они - именно иудеи и христиане. Возьмем, например, такого «союзника» США и «решительного борца с терроризмом», как «умеренный» режим в Саудовской Аравии. Так вот, там сильно критиковали исламских экстремистов прежде всего за то, что от их действий страдают в том числе и мусульмане. Короче говоря, саудовцы считают, что убивать нужно лишь немусульман. Всего лишь два примера:
Абдул-Азиз Раикхан, сотрудник саудовской службы безопасности, заявил, что теракт-самоубийство 21 апреля 2004 года возле генерального штаба сил безопасности в Эр-Рияде, в результате которого 5 человек погибли и еще 148 получили ранения, совершил человек, страдающий психическим расстройством. В чем же психическое расстройство? В том, что он - зверь и убийца невинных людей? Да, нет, вот в чем: «В этом районе нет ни одного американца. Ни одного! И это джихад?»
Мосен аль-Авайи, юрист из Саудовской Аравии: «Власти должны направить террористов на оккупированные территории, где необходимо противостояние, такие, например, как Афганистан, Ирак, Палестинская автономия и Чечня. Если кто-то решит отправиться туда, мы желаем ему удачи. Он все равно погибнет, так пусть же он погибнет там, достигнув цели, а не здесь, где вместе с ним погибнут невинные люди».
Террористы оперативно отреагировали на критику - во время следующего массового теракта в Хобаре (29-30 мая 2004 года) террористы спрашивали заложников: «Ты мусульманин или христианин? Мы не хотим убивать мусульман». И только после тщательного выяснения вероисповедания убивали немусульман.
Ислам «политический» и нет
Во время поездок по некоторым мусульманским странам (Египет, Сирия, Иордания, Катар, ОАЭ), особенно после 11 сентября 2001 года и ряда других «знаковых» терактов, мне довольно часто приходилось беседовать с милейшими людьми из числа местных уроженцев. Они, как только заходила речь о трагедии в США или трагедии «Норд-Оста» и Беслана, с жаром принимались убеждать, что только небольшая часть мусульман - экстремисты и террористы, да и те - не истинные мусульмане. Большинство же «истинных» порицает бен Ладена и прочих фанатиков. С искренностью, не вызывающей никакого сомнения, они говорили, что ислам - это религия мира и терпимости, что само слово «ислам» означает «мир» и, согласно исламским канонам, утверждающим священность божественного дара жизни, правоверный мусульманин не может уничтожить «даже дерево».
Примерно на том же постоянно настаивают политики, публицисты, ученые-исламоведы, деятели культуры, просто интеллигенты из Западной Европы, США, России, других немусульманских стран. Да что там интеллигенты! Сам Джордж Буш и сразу же после 11 сентября, и во время афганской и иракской операций только тем и занимался, что говорил: США не имеют ничего против ислама как такового, так как он – «религия мира».
В наиболее убедительной форме этот тезис сформулировал Ги Ситбон - известнейший французский журналист, один из основателей журнала Nouvel Observateur и, что очень немаловажно, тунисский еврей по рождению: «Внутри ислама родилась сила, которую европейцы называют исламизмом, а арабы - политическим исламом. Однако есть религиозный ислам, и, что бы ни говорили, он такой же, как другие религии, в нем нет человеконенавистничества, он не призывает к насилию, к мракобесию. Говорить же, что ислам опасен сам по себе - полная глупость... Исламизм вырос из религии, но, по сути, не имеет к ней отношения. И это очень простой дискурс - как любая политика. Иначе люди не поймут. И в политических целях религия чудовищно упрощается, сводится к догмам, которых в исламе вообще нет. В этом его отличие от христианства. В классическом исламе догм просто нет. Есть юридические или бытовые нормы, но догмами в христианском понимании они не являются. То есть никто не может сказать: «вот это и есть ислам». У каждого - свой ислам... Но политический ислам заявляет: «Вот это и есть ислам». Он приходит к догме. Очень простой, понятной улице. Цель этой догмы - изгнать всех немусульман с мусульманской земли. А потом, желательно, отовсюду».
И на самом деле, как в священных исламских текстах, прежде всего в Коране и Сунне, так и в их толкованиях предостаточно прекрасных проповедей добра, терпимости и так далее. Вот, например, одно из подтверждений насчет дерева, которое нельзя уничтожить. Согласно преданию, первый халиф Абу Бакр наставлял своих последователей: «Не уничтожай пальмовых деревьев, не жги их и не руби плодовых деревьев». Более того: «Не убивай ни скота, ни овец, ни верблюдов, только разве для своего пропитания».
Можно, в принципе, согласиться и с той мыслью, что «у каждого - свой ислам», а потому существует широчайшая поливариантность интерпретаций. Интерпретаций, согласимся здесь с Ситбоном, пусть и не «догм в христианском понимании», но формальных юридических или бытовых норм, то есть весьма общих, ритуальных канонов. Но нельзя не отметить и того, что в исламе, как, впрочем, и во многих других религиях, сами эти каноны зачастую противоречивы и запутаны. Нетрудно домыслить, что именно эта противоречивость и запутанность как раз и рождает широту всевозможных толкований.
Однако посмотрим, нет ли все-таки и в самих канонах чего-то такого, что определяет некий «тренд» многих толкований и, возможно, очень облегчает упомянутый Ситбоном «приход к догме», к той самой догме, которая так понятна мусульманской «улице».
Джихад большой и малый
Возьмем, к примеру, понятие «джихад», с которым сейчас связано столько зловещих ассоциаций и именно вокруг которого исламские авторитеты, ученые-исламоведы и прочие эксперты соревнуются по части «единственно верных» определений. Недаром же авторитетнейший специалист в области ислама Рудольф Петерс, профессор Амстердамского университета, подчеркивал, что арабское слово «джихад» имеет чрезвычайное множество значений - от «священной войны» до «миссионерской проповеди». Однако сам он определяет джихад как «любой поступок, который человек считает правильным с моральной точки зрения». (Rudolph Peters, Islam and Colonialism: The Doctrine of Jihad in Modern History. The Hague, Netherlands, 1979).
Итак, по определению Петерса, джихад - прежде всего, индивидуальное стремление к благочестию и к целям, указанным аллахом, а не махание ятаганом в схватке с «неверными». Поэтому классический канон, как считает Петерс, предполагает, что ислам должен распространяться в мире с помощью проповеди, а не насильно. В результате мусульмане могут мирно сосуществовать с людьми других религий на одной планете и даже внутри одной страны.
С такой интерпретацией джихада перекликается версия части исламских авторитетов, имеющих репутацию умеренных (сами они себя называют представителями «традиционного ислама»), которые, адресуясь прежде всего немусульманской публике, любят ссылаться на один хадис, где описывается, как пророк Мухаммед возвращается после сражения к домашнему очагу и произносит такие слова: «мы вернулись с Малого Джихада к Большому Джихаду». Это, по их мнению, означает, что подлинный джихад - борьба, которую вы ведете в своей душе, сами с собой, чтобы стать настоящим мусульманином, а вовсе не джихад на поле брани.
Естественно, того, что джихад существует не только в душе, но все-таки и на поле брани, никто из мусульман не отрицает. Однако здесь любящие выступать перед немусульманами «традиционные» исламские богословы зачастую настаивают, что джихад может носить только оборонительный характер, то есть возможен только после того, как сами мусульмане подверглись нападению «неверных». Ссылаются они при этом, в частности, на следующее положение: «Дозволено (воевать) тем, которые сражаются из-за того, что они обижены... Поистине, Аллах может помочь им, тем, которые изгнаны из своих домов без права, только за то, что они говорили: «Господь наш – Аллах» (Коран 22:40-41). Более того, утверждается, что, по канону, «агрессия хуже, чем убиение». В качестве аргумента приводится такое место из Корана: «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте, - поистине, Аллах не любит преступающих. И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда изгнали вас. Ведь соблазн (в данном случае, как считает Петерс, под соблазном понимается «агрессия») хуже, чем убиение» (2:186-187).
Подобная интерпретация этого явно весьма неоднозначного изречения позволяет «традиционным» богословам пропагандировать якобы абсолютно неотделимый от ислама тезис: ненасилие приоритетно по отношению к насилию. По их мнению, постулат «агрессия хуже, чем убиение» является безусловным, и поэтому сторонники насильственного джихада - в ответ на провокацию или нет - должны сначала попытаться провести какие-то ненасильственные акции.
Отсюда и очень частое цитирование такого изречения из Корана: «Нет принуждения в религии» (2:257). Причем в качестве примера религиозной терпимости особо подчеркивается отношение к так называемым «людям Книги», то есть к иудеям и христианам - представителям монотеистических религий, произошедших из одного с исламом «авраамического» корня. Набор тезисов здесь широко известен и достаточно хрестоматиен: «Мы все поклоняемся одному и тому же Богу», «Мы все - дети Ибрагима (Авраама)», «Мы так же, как и вы, чтим пророков Мусу (Моисея) и Ису (Иисуса Христа)».
К тому же бесчеловечные, наводящие оторопь и вызывающие отвращение всех цивилизованных людей действия фанатиков вызывают у значительной части мусульман и тем более у многих исламских авторитетов вполне естественное желание доказать, что ислам в целом и джихад в частности со всем этим зверством не имеют ничего общего. Утверждается, что Коран, прочие священные тексты, а также сами мусульманские богословы дают подробные правила, исключающие зверское поведение на войне. Ссылаются, например, на того же халифа Абу Бакра: «Ты не должен калечить и убивать ребенка, старика и женщину... Вы встретите людей, посвятивших свою жизнь монашеству. Оставьте их для того, чему они посвятили свою жизнь».
Все это прекрасно, и, дай Бог, чтобы все мусульмане следовали этим прекрасным заветам. Очень хочу поверить именно в такую перспективу. Тем более, что те мусульмане, с которыми много раз встречался и встречаюсь, в подавляющем большинстве - нормальные, добрые, очень хорошие люди.
Что такое исламский «мiр»
«Умеренные» и «традиционные» авторитеты твердят и твердят нам, что все бесчеловечные зверства творят не «подлинные» мусульмане, а террористы и экстремисты, составляющие всего лишь малюсенькое меньшинство в мусульманском мире. Но как тогда относиться к тому, что очень значительная часть мусульман по всему миру, включая тех, кто живет в Лондоне, Амстердаме или Гамбурге, была вне себя от радости, когда Нью-Йорк и Вашингтон подверглись атаке? Тому есть неопровержимые доказательства и даже нет необходимости их здесь приводить. Как относиться к тому, что 80 процентов палестинских арабов аплодируют «шахидам»-смертникам, а миллионы других арабских и неарабских мусульман не считают их террористами и, наоборот, превозносят за «мученичество»? Если «ислам - религия мира», то значит ли это, что все эти десятки и даже сотни миллионов «правоверных» - еретики и богоотступники с точки зрения ислама? Не слишком ли много еретиков? Однако ни один исламский богослов из числа глаголящих о «религии мира» не признает существования «проблемы еретичества» в более-менее значимых масштабах. Наоборот, все они, повторю, утверждают, что речь идет едва ли не о кучке отщепенцев.
А может быть, все-таки следует разобраться, что на самом деле имеется в виду, когда с пафосом провозглашается: «Ислам - это религия мира и само слово «ислам» означает «мир». И тогда выясняется, что «мир» в данном случае это то же самое, что «мiр» в заголовке великого романа Льва Толстого. То есть «мир» не в смысле отсутствия войны, а в смысле «общество», «миропорядок», «мироустройство». А вот о том, как, согласно исламским канонам, устроен этот «мир» и тем более о том, как он должен быть устроен, «умеренные» исламские авторитеты предпочитают немусульманам подробно не рассказывать.
Итак, согласно исламским представлениям, обитаемая вселенная разделена на две части. Первая: владения ислама (дар аль-ислам), где действуют законы шариата. Вторая: поле битвы (дар аль-харб), где ислам не имеет власти. Самое важное здесь то, что неподвластная законам шариата (шариат — свод обращенных к людям предписаний, установленных Аллахом и переданных им через пророка. - Прим. ред.) часть планеты изначально провозглашается «полем битвы»: шариат является ключевым для исламского общества, и там, где его законы не действуют, там всегда идет битва, то есть две части мира всегда противостоят друг другу. Понятно, что если идет битва, то в ней надо стремиться к победе. Что такое победа в данном случае? Для того чтобы понять это, достаточно лишь одной цитаты из Корана: «Скажи, о Пророк, тем, кто не веровали, что если они отвергнутся от своих прошлых грехов, то простится им. Но если они вернутся к своим грехам, то они получат тот же урок, какой получили прежде люди, поступавшие как они. Тогда воюй с ними, преследуй их до конца, пока вера в Аллаха не будет исповедоваться повсюду!» (8:39-40). Ну, и для полноты картины следует продолжить обычно нецитируемую часть айята 257 суры 2 – той, где говорится, что «Нет принуждения в религии»: «Уже ясно отличился прямой путь от заблуждения». То есть, «прямой путь» уже настолько ясен, что увидеть его можно и без принуждения. Если же все-таки кто-то его так и не увидел, то тогда пусть не жалуется: «А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то — удар мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы их». (47:4).
Так как все население планеты, по исламскому канону, делится на три категории (верующих мусульман, немусульман, подвластных исламу, имеющих характерное название «униженных», и «неверных»), то конечная цель весьма очевидна - добиться исчезновения третьей категории и привести весь мир в подчинение исламу. Метод достижения этой цели - все тот же джихад, в любом его толковании. Один из авторитетнейших «умеренных» исламских богословов, уроженец Ирака и член научного совета балтиморского Института Ближнего Востока Маджид Хаддури пишет: «Термин «джихад» происходит от глагола «джахада», означающего «напрягать (силы)». В богословии и судебной практике это значит прилагать все силы для следования путем Аллаха, то есть распространять веру в Аллаха и добиваться, чтобы Его воля распространилась на весь мир...». Хаддури развивает свою мысль, цитируя Мухаммада ибн аль-Хасана Шайбани, самого первого мусульманского автора, составившего законы о войне и мире, - мусульмане должны предложить всем немусульманам на выбор: принять ислам или подвергнуться джихаду, то есть в данном случае - войне и смерти. Народы Книги (иудеи и христиане) имеют третий выбор: они должны заплатить откуп и занять в исламском обществе место «униженных». (Majid Khadduri, War and Peace in the Law of Islam. Baltimore, 1955, 55-56).
Содержащийся в Коране императив «Воюй с ними, преследуй их до конца, пока вера в Аллаха не будет исповедоваться повсюду!» сам по себе ставит под сомнение безусловность исключительно оборонительного характера джихада в его насильственной форме. Да и «строгие правила» ведения войны, запрещающие убийство женщин, детей и так далее при ближайшем рассмотрении оказываются, мягко говоря, весьма условными. Так, исламоведам отлично известна норма, согласно которой если дети, женщины, старики, калеки все же воюют или даже косвенно поддерживают противную сторону (дают деньги или советы и сведения), то их можно убивать. Например, совсем не враждебно настроенный к исламу профессор Петерс пишет по этому поводу: «Все богословские школы согласны в том, что нельзя убивать женщин и детей, если они не воюют против мусульман». На исключения из правила о ненападении на мирных жителей указывает и Хаддури: «Если старики и монахи хотя бы косвенно помогают своему народу, то их можно преследовать».
Но в наше время это относится ко всем мирным жителям. Например, женщины могут служить в штабе или в госпитале. Женщины участвуют в экономической жизни, работают на производстве, наконец, платят налоги. Все это означает, что всегда можно сказать - они поддерживают войну, которую ведет их страна против мусульман и, стало быть, убивать их дозволено и даже обязательно, особенно учитывая провозглашенную конечную цель. Что, например, и делают те же палестинские террористы, причем отнюдь этого не стесняются. Впрочем, то же самое относится и ко всем остальным «неистинным», как заявляют «традиционалисты», мусульманам - от бен Ладена до Доку Умарова.
Относительно терпимости
Как отмечает американский исламовед Хью Фитцджеральд, постулат «Нет принуждения в религии», как и многие другие постулаты Корана, в которых ощущается относительно мягкое, гуманное отношение к «неверным», имеют более раннее происхождения. Поздние айяты отчетливо и жестко бескомпромиссны и их гораздо больше. Правда, опять можно возразить - все дело в толковании, ведь «у каждого свой ислам». И поэтому ссылки на противоречащие друг другу каноны совершенно равноправны. Следовательно, количественное преобладание поздних «жестких» императивов по отношению к немусульманам над императивами ранними «толерантными» ничего в плане сущности ислама не доказывает.
Возникает, однако, вопрос: если для верующего все аяты (аят - мельчайшая структурная единица Корана, иногда понимаемая как «стих». - Прим. ред.) даны Богом, то как же мусульманин решает для себя вопрос, какой из них ему следовать? И здесь, как отмечает Фитцджеральд, мусульманин держится принципа, известного в юриспруденции как аброгация, то есть - отмена устаревшего закона. Именно поздние аяты верховенствуют, отменяют предшествующие им более терпимые установки и суждения. Однако что характерно: пропагандисты терпимости ислама, чтобы доказать «неверным» свою версию, всегда цитируют одни и те же «толерантные» императивы.
Совершенно очевидно, что «принуждение к религии» существует. Как же иначе расценивать тот факт, что на протяжении всей истории ислама применяется смертная казнь по отношению к тем, кто хотел ислам покинуть ради иной веры. Так, в Афганистане, Саудовской Аравии, Кувейте, ОАЭ, Пакистане и других странах смертной казни подвергаются те мусульмане, кто хотел бы принять христианство.
Подлинная сущность такой религиозной «терпимости», кстати, проявляется именно в отношении к иудеям и христианам (людям Книги), которых до поры до времени ублажают преданиями об общем «авраамическом корне», хотя им, как ранее отмечалось, уже уготовлена роль «униженных». Действительно, мусульмане признают, что и Моисей, и Иисус были пророками, носителями божественного откровения, но пророками «ранними», несовершенными. Ислам же есть конечное, совершенное откровение, уже включившее в себя «предыдущие» монотеистические религии, «поднявшее» их на более высокую ступень и потому призванное стать религией всего человечества.
В том, что «общее авраамическое прошлое» воспринимается именно в таком ракурсе, мне пришлось убедиться лично. В Катаре один из руководителей телекомпании «Аль-Джазира» в ответ на мой вопрос, почему в исламских странах запрещено проповедовать христианство, скажем, на улицах, в то время, как, например, в Лондоне можно безнаказанно орать, что «Ислам - будущее Британии!», разозлился до чрезвычайности и начал просто вопить: «Вы что, хотите превратить мусульман в христиан? Ислам - конечная религия, уже вобравшая в себя и Моисея, и Иисуса. Для мусульманина стать христианином - шаг назад, деградация, предательство своей бессмертной души!» И так далее, и тому подобное, вообще казалось, что он меня сейчас зарежет. Понятно теперь, почему за переход в другую веру бывшим мусульманам рубят головы?
А так, людей Книги, конечно, будут «терпеть». Вот на такой основе: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в Последний день, не запрещает того, что запретил Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истины - из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными» (9:29). Здесь, во-первых, люди Книги («которым ниспослано писание») объявляются не верующими в Бога («теми, кто не верует в Аллаха»), во-вторых, мусульманам предписывается намеренное насилие по отношению к людям Книги («сражайтесь» и так далее) и, в-третьих, опять же предлагается единственная перспектива сохранения жизни - быть «униженными».
Мусульманские общества со времен великих исламских цивилизаций имеют богатую традицию подобной «терпимости» в отношении своих «авраамических братьев». И христиане, и евреи были гражданами второго сорта, которых преднамеренно унижали и подвергали множеству всевозможных ограничений. Прежде всего, они несли тяжелое финансовое бремя - должны были выплачивать подушный налог «джизья». Его размеры менялись, но всегда были достаточно велики, чтобы «убедить» иноверца финансово облегчить себя путем перехода в ислам. Отсюда поголовная исламизация прежде христианского населения Египта, Палестины, Сирии, Малой Азии, завоеванных у Византии, превращение части сербов и хорватов в мусульман-боснийцев, исламизация Албании и ряд других примеров. Только самые стойкие сохранили свою веру.
За это приходилось платить не только «джизьей», но и неравенством перед законом, невозможностью свидетельствовать против мусульманина в суде. Помимо этого, иноверцы часто обязаны были носить специальную одежду или особые нашивки на одежде. Христиане нередко должны были надевать специальный пояс. Желтая звезда для евреев впервые была использована в средневековом Багдаде. Воспрещалось строить свои синагоги и церкви выше, чем любая мечеть, или вести себя как-либо иначе, чем предписано «терпимому» меньшинству, на которое к тому же дозволялось нападать в любое время, что часто и происходило. Но о подобной «терпимости» исламские авторитеты нам, как правило, не рассказывают.
Можно, конечно, сказать, что все это в далеком прошлом. Однако и современность дает нам предостаточно примеров преследования, дискриминации и прямого насилия в отношении тех же христиан, в частности, в Египте, Ираке, Пакистане, Бангладеш, Индонезии и ряде других стран. Этот вопрос, кстати, все чаще поднимают и Римско-католическая, и Русская православные церкви.
«Худна» и Pacta sunt servanda
Все это, безусловно, не означает, что поставленных целей предписано достигать исключительно принуждением и насилием. Вот и уже упоминавшийся Хаддури пишет: «В широком смысле «джихад» не означает непременно войну или борьбу, поскольку целей джихада можно добиваться как военными, так и мирными способами. Джихад - это способ религиозного убеждения, которое может проводиться и с помощью проповеди, и с помощью оружия» (Majid Khadduri, War and Peace in the Law of Islam. Baltimore, 1955, 55-56). Однако вряд ли можно с уверенностью утверждать, что выбор того или иного метода определяется прежде всего соображениями, так сказать, морально-этического порядка. Скорее, здесь приоритет отдается своеобразно понимаемому рационализму или прагматизму. Коран предписывает рационально проводить политику джихада. Теоретически считается, что мир предпочтительнее войны, поэтому мусульмане сначала должны стараться убедить окружающие народы в правоте ислама. Если же это убеждение не действует, то надо проводить джихад и вести его против «неверных» беспощадно, до окончательной победы.
Но войну можно вести только в том случае, если мусульмане обладают достаточными ресурсами для победы. Нельзя ставить мусульманскую общность под угрозу уничтожения или покорения. Профессор Еврейского университета Иерусалима Иммануил Сиван отмечает в этой связи: «Доктрина джихада признает, что перевес сил не всегда находится на стороне мусульман. Тогда оправданы мирные отношения с немусульманским миром, впрочем, любые договоры должны подписываться на ограниченный срок, а не навсегда. Ислам, таким образом, допускает перемирие с неверными, но не вечный мир. Такие перемирия могут продлеваться, пока это будет выгодно мусульманскому миру». (Emmanuel Sivan, "The Holy War Tradition in Islam," Orbis, 42, no. 2, 1998, 171).
Это самое временное перемирие ради накопления сил, необходимых для окончательной победы, обозначается термином «худна», который, в свою очередь, связан с каноническим преданием о договоре «Худабийя», который пророк Мухаммед заключил с жителями Мекки в 628 году нашей эры: Мухаммед согласился не идти на Мекку войной, если ее жители позволят ему посещать город один раз в год. Договор был заключен на десять лет. В первый год жители позволили пророку и его сторонникам войти в Мекку и совершить богослужение. Но еще до истечения следующего года Мухаммед нашел повод разорвать договор, ибо за это время почувствовал, что стал могущественнее и может завоевать Мекку. И с тех пор Мухаммеда неустанно восхваляют за исключительную мудрость: вначале договор заключил, накопил силы, а затем его разорвал. Именно это соглашение, множество раз поминаемое, и берут за образец при заключении договоров с «неверными».
Например, все соглашения с Израилем вовсе не договоры о мире, а «худна», то есть временное перемирие, «клочок бумаги», который можно с легкостью отправить в известное место, если наступит подходящий момент. Как видим, все это очень далеко от европейского Pacta sunt servanda («Договоры должны соблюдаться»).
С демографией наперевес
Естественно, на одной «худне» свет клином не сошелся. Имеется и множество других «ненасильственных» методов достижения конечной цели. Например, в Коране названо «богатство», то есть экономическая война, способы ведения которой рассматриваются особо. Среди них, в частности, экономический бойкот Израиля и применявшееся в 1974 году нефтяное эмбарго против Запада. Это также подкуп политиков из стран «неверных» и использование финансовых средств, полученных, скажем, от продажи той же нефти, для исламской пропаганды, строительства мечетей в немусульманских странах, создания мусульманских учебных заведений там же и многое, многое другое.
Еще одно очень действенное «ненасильственное» оружие - миграция в сочетании с демографией. Идея миграции - центральная в истории исламского мира. Вспомним, что календарь мусульман начинается с 622 года, «года Хиджры», в буквальном переводе «года миграции», то есть переезда Мухаммеда и его сторонников из Мекки в Медину. В последние 50 лет со страшной силой развивается миграция мусульман в земли «неверных». А как же объясняется желание поселиться в странах, в которых правят «неверные»? Как открыто заявлял, например, один из основателей «Хизбаллы» шейх Фадлалла, миграция оправдана тем, что в конечном счете эти страны перейдут под исламский контроль путем низвержения существующих режимов мирным, законным путем - через демографию. Единоверцам в Европе объясняется, что через одно-два поколения мусульмане «унаследуют Европу», потому что у европейцев мало детей, а в мусульманских семьях от шести до десяти детей приходится на каждую.
Новый «глобализм» – Pax Islamica?
Опять же можно возразить - но и в других религиях, в том же христианстве, например, присутствуют представления о неком «всемирном торжестве веры», и в прошлом те же христиане «огнем и мечом» насаждали ее среди «язычников». Сразу же соглашусь с этим, хотя здесь можно о многом поспорить. Хотя бы из-за фактически неисполняемой, но все же канонической и императивной христианской заповеди «Если тебя ударили по левой щеке – подставь правую». Ни в Ветхом Завете, хотя там много чего есть, ни тем более в Новом Завете, ни в одной из канонических книг Танаха нет призыва к уничтожению иноверцев, только за то, что они иноверцы. То же самое можно сказать об индуизме и буддизме.
Тем не менее, соглашусь и с тем, что ислам - пока религия «молодая» и потому агрессивная, каким в свое время было и христианство, и, если заглянуть в Ветхий Завет, иудаизм. Искренне надеюсь, что в будущем ислам полностью избавится от экстремистского исламизма и станет действительно терпимым, умеренным и так далее. Надежду на это дают, например, те формы ислама, которые уже относительно давно сформировались в российском Поволжье или на значительной части постсоветской Центральной Азии. Более того, в нынешних революционных событиях некоторые аналитики, например, Роил Марк Герехт из американского Foundation for Defense of Democracies, заметили благоприятные перспективы для развития так называемой «халяльной демократии». По мнению Герехта, понятие «хуррия» («свобода»), которое в прошлом означало только свободу молиться Аллаху или было боевым кличем в сражениях с европейским колониализмом, «сегодня в Египте и других странах немыслимо без идеи голосования свободных людей». Этот эксперт полагает, что, например, в Египте фундаменталисты вряд ли придут к власти, и «он повторит судьбу Ирака, где суннитские религиозные партии первоначально стали популярны, но начали слабеть, дробиться и эволюционировать, поскольку возобладало предпочтение суннитами мирян, не имеющих каких-то специфических религиозных заслуг». Ну что ж, как говорится, «флаг в руки».
Но существует ли сейчас другая такая мировая религия, чьи очень многие адепты одержимы столь яростным «глобализмом», выражающемся в прямо-таки беспощадном стремлении переделать весь мир под свой «устав»? Ответ, по-моему, очевиден.
Ну, а теперь представим, что этот самый проект исламского мироустройства, этот самый «мiр», который на поверку оказывается Pax Islamica, станет реальностью. То есть дар аль-ислам, неважно какими методами, насильственными или ненасильственными, распространится на дар аль-харб. У иудео-христианской цивилизации много недостатков, но жизнь в мире, где все определяется законами шариата, для свободного человека немыслима: фактически нет искусства, только каллиграфия и мечети, запрещена скульптура и изображения людей, нет литературы, в сущности, нет и музыки (Баха, Моцарта, Армстронга, «Битлз» - ничего нет), нет равенства полов, нет пива, вина, блюд из свинины, которые, как ни крути, а все-таки важный элемент культуры и образа жизни, то есть цивилизационной идентичности. Даже с юмором все «неоднозначно». А о политических свободах и говорить не приходится. Прямо скажем, не очень завлекательная перспектива.
И нет здесь никакого преувеличения. Вот, например, заявление Омара Ахмада, соучредителя организации CAIR («Совет по американо-исламским отношениям»), считающейся «умеренной» и «респектабельной», хотя ее связи с ХАМАС и «Аль-Каидой» документально доказаны: «Ислам пришел в Америку не для того, чтобы существовать наравне со всеми другими верами, но чтобы взять верх. Коран - священное писание мусульман - должен стать основным законом Америки, а ислам - общепринятой верой во всем мире». Хороши же «умеренность» и «терпимость», о которых нам столько толкуют. Вот уж действительно, что «божья роса»...
Еще лет шесть назад Елена Боннэр, выступая в Париже, сказала, что западная общественность будто оглохла и ослепла и не желает замечать главной угрозы XXI века - исламо-фашизма и «заразы шахидизма». Не пора ли все-таки обрести слух и зрение?
Тем же европейцам, например, давно пора, хотя бы для начала, заметить угрозу, не по дням, а по часам пожирающую их собственную идентичность. Возможно, недавние заявления Меркель, Кэмерона и Саркози о крахе мультикультурной модели общества и необходимости «мускулистого либерализма» - шаг именно в этом направлении. Так же, как и меры, ограничивающие ношение хиджабов (мусульманских головных уборов) и строительство минаретов. Впрочем, основная масса наивных «гуманистов» и «правозащитников», как правило, левого и левацкого толка, продолжает клеймить Израиль и США за неспособность находить «взаимоприемлемые компромиссы» с исламистами, что, дескать, вызывает их «справедливую» ненависть. То же самое относится к неумолкающим призывам «гарантировать сохранение национальных традиций» для иммигрантов из исламских стран.
Не хотелось бы заканчивать цитатой, но просто не могу удержаться и не привести отрывок из одного из последних выступлений Юлии Латыниной на «Эхо Москвы»: «Лозунг «Уважение к культурным традициям иммигрантов» - просто смешон. Потому что уважение традиций зависит от того, что это за традиции. Если кто-то встречает Новый год не 31 января, а 1 сентября, или в любую другую дату – это одно дело. А если под традицией подразумевается убийство дочери, которая с кем-то переспала против воли отца, тогда - извините. В средневековой Европе тоже были свои традиции, включавшие в себя, кстати, и сожжение на кострах, и четвертование. Но Европа отказалась от этих традиций, отчего и процвела. И вдруг либералы и гуманисты стали отказывать беженцам с Ближнего Востока и Африки в праве отказаться от тех обычаев, которые вызвали отставание их стран. Вообще-то, именно из-за этого отставания иммигранты и уехали в Европу. И если кто-то считает, что традиция - это право брата убить сестру, если она встречается не с тем парнем, которое необходимо этой семье для самореализации, - пусть уезжает в ту страну, где эта традиция является нормой жизни.
…Кортес запрещал ацтекам человеческие жертвоприношения, а англичане запрещали в Индии обычай самосожжения вдов. Но если бы в отряде Кортеса были защитники прав человека, то они бы, конечно, расплакались от уважения к традициям, ножики бы гуманитарные подарили жрецам. Европейцы, став хозяевами мира, очень по-разному себя вели: иногда как расисты, иногда как идеалисты. Одни торговали африканскими рабами, другие сражались за их свободу. Но обратите внимание, - сражались именно за свободу рабов. Во время Гражданской войны в США воевали за то, чтобы дядя Том стал свободным, получил все права, записанные в Декларации независимости. Точно не воевали за то, чтобы дядя Том взял свое старое имя, Нгкума или Нгкома, чтобы он забыл английский, и выучился снова говорить на суахили, чтобы он снял штаны и надел набедренную повязку».
По-моему, лучше не скажешь.
Михаил Калишевский (Москва)
