Узбекский политолог Марьям Ибрагимова: «Кому нужна наша правда?»
Побывавшая в Генеральной прокуратуре Узбекистана, куда она была вызвана в связи со своими выступлениями в СМИ, ташкентский политолог Марьям Ибрагимова побеседовала с сотрудниками этого ведомства о роли оппозиции в жизни страны. Провела своего рода «семинарское занятие».
Напомним, вечером 12 февраля Ибрагимова была задержана и доставлена в Генеральную прокуратуру Узбекистана. Ее отпустили спустя три с половиной часа - после того, как она подписала протокол беседы, в котором пообещала властям «впредь вести себя более корректно». Она рассказала «Фергане» о том, как проходила ее беседа в стенах Генпрокуратуры.
– Сразу скажу: и те, кто за мной приехал, и те, кто проводил со мной беседу, были образцом вежливости и галантности. Конечно, я имела право отказаться и не ехать в Генпрокуратуру, но я подумала: чего уже прятать голову? Все равно рано или поздно, если со мной хотят побеседовать, мне придется туда явиться, - говорит Марьям Ибрагимова. – Приехавшие за мной сотрудники районного УВД, один из них майор, сразу сказали, что не знают причину вызова, но их попросили меня привезти. Они обмолвились, что я вроде была то ли понятой, то ли свидетелем в каком-то деле, хотя ни той, ни другим я никогда не была.
Меня привезли в Генпрокуратуру, где на проходной пришлось оставить мобильный телефон. Меня встретил какой-то человек, проводил в кабинет, хозяином которого был некто Мусаев, а беседовал со мной, в основном, некто «Рустам».
- Как вам объяснили причину приглашения?
– Они сказали, что знают, какой я человек, и вытащили распечатки всех моих статей, включая публикации о невозможности «бархатной» революции и о коррупции в системе образования Узбекистана, а также стенограммы видео-программ «Шут me», в которых я участвовала. Я их просмотрела и сказала, что и сейчас готова подписаться под каждым своим словом, что по Конституции у нас свобода слова и печати, и я имею право критиковать власть.
Они отвечают: «Кто вам не разрешал? Ведь вы, работая в УзГУМЯ, ни разу не написали заявление о коррупции и взятках». – «Послушайте, в университете все знали, кто я, и взяток у меня никто никогда не просил, равно, как и я не брала. Как же я докажу, что кто-то берет взятки? Они же не делают это прилюдно. У вас тем более будут основания обвинить меня в клевете», - сказала я. И добавила: «Если вы действительно хотите бороться с коррупцией, пойдите в любую студенческую аудиторию и увидите, как преподаватели считают деньги и торгуются со студентами».
«Вы что, хотите, чтобы вас восстановили на работе?» - спрашивают. «Зачем? Чтобы я с тем же успехом опять начала с ними воевать? Вы же понимаете, что от перемены мест слагаемых ничего не меняется». - «Хотите, чтобы мы сняли вашего ректора?» - «Зачем? На его место десять таких же придут. Да не верю я вам, ребята, вы ничего не можете, да и не будете делать», - говорю я.
В общем, мы болтали три часа, и, наверное, не они меня, а я их убеждала в чем-то. В конце концов, я спрашиваю, чего они от меня конкретно хотят. «Вы же понимаете, что ваши действия подпадают под две статьи: клевета на существующий строй и изготовление или распространение материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку. Посмотрите, что творится на Украине, а до этого в Кыргызстане, что в этом хорошего?», - отвечают мне. «Правильно, - говорю, - ничего хорошего, а кто их до этого довёл? Ведь не такие же, как я, которые правды хотят. До этого доводят коррупция и несправедливость». Я сказала, что свобода слова означает, что либеральная оппозиция имеет право критиковать власть. «Получается, вы нам вообще запрещаете критиковать власть?», - спрашиваю. Нет, отвечают, что вы, критикуйте, но надо же писать конкретные заявления, а не говорить голословно. «О чем конкретно напишу в заявлении?», - поинтересовалась я.
«Вы не хотите нам помогать. Помогите, мы готовы выполнять свою работу – бороться с коррупцией», - заявляют мне. «То, что я говорю, известно любому в стране, и для вас это не секрет, вы все знаете, что это правда. Как на ваших оголтелых чиновников, которые уже опупели от своей безнаказанности, писать заявления? Вы же сами себе противоречите, неужели вы этого не видите?», - говорю.
Рустам спрашивает: «А вы знаете, что еще древние греки считали, что демократия – самый худший вид государственного устройства?» Я ответила, что, во-первых, не древние греки, а Черчилль, а во-вторых, что он забыл вторую часть этого высказывания: «но ничего лучшего человечеством еще не придумано».
«Кто, по-вашему, эта либеральная оппозиция?» - спрашивают. «Критически мыслящие люди, которые хотят правды и справедливости. Мы же не создаем политических партий. Кстати, по Конституции нам это разрешено. Но вы же знаете, что если мы не будем исполнять волю власти, эту партию не зарегистрируют. Поэтому мы ничего не создаем, а просто критикуем наиболее страшные ошибки власти». – «Вы же понимаете, что, к примеру, Америка приняла Конституцию очень давно, а мы это сделали недавно». – «Правильно, мы молодая страна, но надо же что-то делать, а мы просто сидим в тупике и ничего делать не хотим. И зло все время торжествует. Вот что взорвет это общество. Гражданская война – это же страшно, все убивают всех. Но к ней ведет именно коррупция и несправедливость, а отнюдь не наши высказывания и статьи», - сказала я.
Считаю, что мы в выигрышной позиции. Почему? Потому что против правды не попрешь, а мы на стороне правды. Мне кажется, мы все время должны проводить красной нитью одну мысль: они давят нас, перекладывая на наши спины свои ошибки и говоря, что в гражданской войне виновата оппозиция.
Да не оппозиция приводит к гражданской войне, а власть – своим воровством. Они, доведя страну до гражданской войны, переложат эту вину на нас, а сами отмоются и останутся в стороне. Этого допустить нельзя.
И они это прекрасно понимают. Просто деньги свои отрабатывают и место… Им наплевать. Да, все это правда, но кому нужна твоя правда?..
– Чем закончилась ваша беседа?
- В итоге они мне дали прочитать заранее составленный протокол беседы, где было сказано, что я порочу существующий строй, что со мной провели профилактическую беседу и я предупреждена об упомянутых статьях Уголовного кодекса, что я в своих публикациях некорректно высказывалась, и, дескать, полностью согласна с такой оценкой…
Я говорю, что под этим пунктом подписываться не буду, поскольку виноватой себя не считаю – я ничего не нарушала, и вообще считаю себя законопослушной. Поэтому я вычеркнула этот пункт, они переделали свой протокол, и я его подписала – под тремя пунктами: что со мной провели профилактическую беседу, что меня предупредили о статьях УК и что впредь буду в своих высказываниях более корректна.
Сид Янышев
