Как переселенцы домой возвращались. История Олимпиады Игнатенко, приехавшей из Казахстана
После распада СССР в Россию приехало 11 миллионов человек – русских и русскоязычных, которые считали, что возвращаются на родину. Олимпиада Игнатенко – в 1992 году, из Казахстана. Поселилась вместе с другими переселенцами в селе Ломовое Чаплыгинского района Липецкой области, возглавила переселенческое товарищество «Зов». Вот ее история от первого лица: как решились ехать, как были встречены, как работали, как были обмануты – и как теперь живут.
Мы уже 24 года живем в Ломовом, целую вечность. А в Казахстане – 47 лет, вся жизнь там прошла… Когда все развалилось, мы в одночасье оказались за границей. Муж не думал уезжать поначалу, но я ему повторяла: каждый русский хочет уехать. Каждый. Вот буквально: едем в троллейбусе, я вижу – женщина с ребенком, европейской внешности, я к ней подхожу: «Вы не хотите поехать в Россию?» - А она руки к груди прижимает: «Как хочу! Но куда?»
Все так отвечали: хотим, но некуда. Корни-то потеряны. Казахстан не был для нас временным местом, мои предки были государевы люди, охраняли Актюбе…
Я прочла в «Литературной газете» статью Лидии Графовой о переселенцах и подумала: и я бы так смогла. Если бы мне дали землю в России, мы бы построили свой поселок. «Куда? – муж говорит. – У нас тридцать могил тут, куда мы от них?» - «Что ж делать, - говорю. - Тут тридцать. А потом там разведем. Куда деваться? Новые поколения уже там будут расти».
И я написала в «ЛГ» письмо. Лидия Ивановна (Графова – ред.) ответила – и прислала адреса других казахстанцев, которые написали ей, что хотели бы вернуться в Россию. Мы с мужем поехали по этим адресам, и так началось наше объединение.
Я сейчас вспоминаю то время как самое счастливое. Мы с дочерью сшили флаг, триколор российский, и повесили его на наш дом. С работы возвращаюсь – а возле нашего дома машины, машины, как у Совета министров. Сарафанное радио работало. В дом захожу – а люди сидят в гостиной, в детской, на кухне у меня, в спальне на кроватях, в ванной даже. Все в Россию собрались. И все спрашивают: ну как? Что? Когда поедем? Как будто у меня уже построен поселок, а в кармане миллионы… Ко мне потом из Госбезопасности пришли, говорят: кто вам разрешил флаг вывесить, спрячьте (хохочет).
И тогда мы придумали анкеты. Нужно было понять, сколько человек готово ехать и когда. Кто-то рвался уехать сразу, кто-то мог только через год… Сначала собирались у меня дома, потом перешли в городской парк, но оттуда нас шуганули, и мы перебрались на русское кладбище, там никто не трогал… Придумали пятилетний план переселения в Россию, до 1996 года. И когда набралось четыре тысячи анкет, каждая анкета – семья, - я взяла их и поехала в Москву. Искать нам землю.
В феврале 1992 года Олимпиада Игнатенко едет в Москву на конференцию соотечественников, которую устраивал Комитет «Гражданское содействие», работавший тогда в редакции «Литгазеты». На конференции она знакомится с представителем администрации Липецкой области.
Я выступила в «Литгазете»: «Нас четыре тысячи семей, 80 процентов с высшим образованием, возьмите нас, мы будем работать!» И представитель губернатора Купцова говорит: «У нас в области разрабатывается программа «Переселение», давайте к нам!» Потом, правда, эту программу закрыли, мы ничего не получили. Но у меня до сих пор хранится договор, подписанный губернатором, что нам построят семь поселков по 36 домов. Когда Купцова выгнали, он к нам чай-кофе приходил пить и говорил, что если бы остался, то все бы построили.
Ну да ладно.
Вернулась я в Казахстан, говорю: нам предлагают Липецкую область. Мы сразу же сели карту смотреть, розу ветров. Старики говорили: нам нужно, где потеплее, мы можем сразу и не акклиматизироваться, помрем… Страшно было ехать.
Вот у тебя все есть: дом, дача, машина, взрослые дети. И вдруг я должна все бросить, взять флаг и поехать в Россию. Свекровь принесла мне в мешочке золотые украшения, фамильные. И говорит: «На дом тебе хватит. А на поселок, дочка, тут не хватит…» Кто ж знал, что все деньги улетят, как в трубу…
Мы ведь все с образованием были, потащили в Россию наши дипломы, думали, что будем тут вам нужны… Дураки. Зря мы так думали… Я металловед, в Липецке металлургия, решила, что пригожусь. Но нас сразу стали загонять в угол, в село, подальше.
Купцов сразу проникся к нам сочувствием, сам он был из Баку, преподаватель университета. Помог нам землю найти, дал машину, говорит: выбирайте, чтобы было, где пахать, и привязывайтесь к железной дороге, чтобы возить доски, щебень – строиться. Так мы нашли Ломовое.
А пока строили – жили в вагончиках, которые тоже на свои деньги купили. В первую зиму нам с мужем вагончика не хватило, и мы жили в заброшенном доме, который топился углем. Помню, как в 1992 году пришел вагон из Казахстана с нашими вещами: библиотека моя в тысячу томов, стол письменный, хрустали… Хрусталь я так сразу в яму и побросала, выбросила - все побилось в дороге. А стол перенесли в дом. И я помню – в комнате куча золы, на ней - мой письменный стол, а вокруг – библиотека, несчастные книжки связаны по двадцать штук и завернуты в «Казахстанскую правду». Грязные все, газета порвана… Пока книги ехали, на них банки какие-то падали с вареньем… И весь мой Диккенс, подписной тридцатитомник, оказался в варенье. Его крысы сожрали в первую же зиму…
Это все надо пережить. Я не жалею, нет. Но пути господни… На что жизнь потрачена. Казалось бы, в Казахстане была прекрасная зарплата, дом, сын заканчивал военное училище, дочь – институт… Живи – не хочу. Нет. Уехала. И в вагончик, в Ломовое.
Сейчас еще климат смягчился, а тогда – сидим с мужем в вагончике, топим торфом печку-буржуйку. Запах специфический, ветер за окном воет. И тут я начала плакать, так плакать… А муж говорит: «Ну что ты плачешь? Хотела в Россию? Вот ты и здесь». И столько трудов. Я никогда так не работала, как в Ломовом. Хотя в Казахстане я и училась, и детей поднимала, и на двух работах… Но так тяжело, как тут, мне никогда не было.
Но к государству, к области мы никаких претензий не предъявляли, говорили: нам только землю дайте. И нам в аренду на год дали два поля по 200 га, на расстоянии 20 км от поселка и 30 км друг от друга. Фонд «Соотечественники» выдал кредит в 120 миллионов, мы купили технику и стали упорно землю пахать, казачьи кровя заговорили… Шесть тракторов у нас было, два комбайна, сеялки, косилки, два КамАЗа, два «Урала»… Земля – сплошной пырей, местные говорили, что на их памяти тут никто никогда не пахал. Плуг в землю не лез, приходилось его двумя тракторами тащить. Но ничего, справились.
Потом швейный цех открыли, УВКБ ООН деньги дал. У нас все жены работали, одних только мужских трусов три миллиона пошили! И реализовали через Липецкий ЦУМ. И гвоздильный цех у нас был, в Орле проволоку покупали и гвозди делали. Кредит в 1998 году вернули, а в 2000-м уже дорогу построили.
И когда местные власти увидели, что мы тут надолго, навсегда, - стали думать, как от нас избавиться. Нам вредили, очень. Боялись, что мы займем их кресла. Не понимали, что нам нужно как можно больше принять людей. А к нам ехали из Казахстана, из Туркмении – ручеек потянулся. Мы всех принимали и прописывали в своих вагончиках, тогда разрешалось. И говорили людям: хотите – тут оставайтесь, нет – ищите себе что получше.. И вот когда через наши вагончики прошли уже 136 семей, - у нас землю и отняли, которую выделили под поселок. Обвинили, что за два года мы так и не построили 36 домов на этом участке. А у нас средств не было, вся прибыль уходила на проведение газа, света, на водопровод… Когда газ проводили, еще два поселка по дороге газифицировали. У нас был небольшой коллектив инженеров, мы знали, как все делать. Да у нас кого только не было: и физики, и лирики. Только трактористов не было, приходилось переобучать.
Землю, что под поселок выделяли, раздали в личную собственность переселенцам. И строиться они теперь должны были за собственный счет, а не за счет товарищества. Не все смогли потянуть такие траты, многие бросили все и уехали.
Была еще история - приехали летчики из Гурьева, авиаотряд. Тоже хотели поселок себе построить. И им землю дали на неудобицах. Главный архитектор липецкий даже возмутился: «Как так можно? Вы представляете, какое это удорожание проекта? Дайте им землю в другом месте!» – и районный архитектор подписала им проект в другом, хорошем месте. Спроектировали водопровод, геодезические изыскания, составили план поселка с детским садиком, магазином… Но все зарезали им. Все отняли. В городской администрации так и сказали: вам другой участок давали – вот там и стройтесь. И они уехали в Ульяновск. А архитектора районного, которая им все подписала, - уволили.
А землю под сельхозработы у нас не отняли, нет. Мы продолжали ее арендовать – пока нам поля не пожгли. Кто? Местные.
Мы все время слышали: «Понаехали тут. Счет свой открыли… Швейная фа-а-абрика… Не хватало нам таких умных». Мы когда поселок разбивали, две улицы на окраине Ломового – колышки в землю вобьем, а на утро приходим - все колышки убраны. Местные говорят: «Это наше пастбище, нечего тут размечать». А там вокруг места – хоть до самой Москвы паси и паси…
Но такое отношение шло от власти. Глава поселка, царство ей небесное, не разрешала местным женщинам продавать нам молоко, говорила: не нужны они здесь, пусть уезжают. И нам приходилось в соседнее село за молоком ездить. И вот – 24 года прошло, а я до сих пор плачу, когда вспоминаю… Наша первая Пасха, весна 1993 года. И утром с пятницы на субботу мы выходим из своих вагончиков – и возле каждой двери стоит трехлитровая банка молока и корзинка с яйцами. Местные ночью принесли - потихоньку сговорились, чтобы администраторша не узнала, и ни один человек не проговорился. Я до сих пор не знаю, кто это сделал. Но разве можно такое забыть?
И сейчас стоят в Ломовом восемнадцать наших домов. И несколько фундаментов недостроенных, сыпятся. Люди уехали.
У нас все хорошо. Дом, сад посадили… В позапрошлом году столько яблок было… И груши, которые в Алма-Ате не получалось вырастить, мраморные - тут каждый год плодоносят. И розарий у меня есть, и пионы, которые из Алма-Аты привезла. Все хорошо. Но столько жизни потрачено… Девочки, внучки, учатся в Питере. Если бы жили в Алма-Ате, утром бы им завтрак готовила, потом обед… А так вынуждены были их отправить далеко, сняли им квартиру. Они одни живут. Это плохо.
Но я очень люблю Россию. В России очень много хороших людей, слава богу. Земля нас приняла. И ветер уже не так воет.
Нам хорошо.
Записала Мария Яновская
