Профессор АУЦА и известный в Бишкеке джазмен Клайд Форсберг, уехавший в Турцию работать в местном университете, после июльского путча был задержан за «поддержку террористов». Позже с него были сняты все обвинения, и он вернулся в Кыргызстан. Форсберг рассказал Kloop.kg о своем пребывании в тюрьме и об «охоте на ведьм» в Турции.
Форсберг несколько лет преподавал в Американском университете Центральной Азии (АУЦА), который находится в Бишкеке. Профессор был известен и вне академической сферы как джазовый музыкант — живя в Бишкеке, он играл на трубе в группе «Джаз’ОК» и с другими местными джазменами.
В 2014 году Форсберг переехал вместе с семьей в Турцию, где стал преподавать в университете Карабюк. По его словам, в стране всё было спокойно до того самого момента, пока группа турецких военных не попыталась совершить переворот в июле 2016 года.
Форсберга задержали и обвинили в поддержке и соучастии террористической организации. С 13 по 16 августа он пробыл в тюрьме. Он смог добиться снятия с него всех обвинений и был освобожден в прошлый вторник 16 августа. Сейчас он переехал обратно в Бишкек, но его семья все еще находится в Турции.
Ниже с некоторыми сокращениями приводится рассказ Форсберга о его злоключениях в Турции.
Настоящий переворот
Моя жизнь в Турции была довольно спокойной до 15 июля, когда организованная группа из армии предприняла попытку переворота в стране.
Я преподавал в достаточно консeрвативном университете в очень консервативной части Турции — Карабюк. Мои студенты и коллеги были обычными людьми, такими же, как все остальные. Жизнь в Турции процветает, это страна с хорошей сильной экономикой.
Наш университет — Университет Карабюка — очень большой, в нем обучается 60 тысяч студентов. Это был новый университет — самый новый и самый лучший.
После 15 июля все изменилось. Переворот и все то, что произошло, когда мятежные солдаты с танками заняли мосты через Босфор, были ничем по сравнению с тем, что случилось после.
Если вы спросите меня о настоящем перевороте, то он был не 15 июля. Настоящий переворот начался на следующий день, когда Эрдоган решил воспользоваться этой ситуацией для полного изменения страны.
То, что случилось со мной, произошло потому, что университеты получили инструкции от государства создать списки тех, кто, по мнению университета, помогает террористам.
«Учитель, они будут меня пытать?»
Каждую неделю они готовили новый список. Ваш личный кабинет запирали на ключ, а вы получали коричневый конверт с обвинением в поддержке террористической организации.
После этого ты должен был стоять перед университетским советом и защищать себя. И, если ваша защита была хорошей и не казалось, что ты виновен, все прекращалось. Но если совет не был убежден, вас отправляли в полицию.
По каким-то причинам Карабюк обвинил наибольшее количество своих сотрудников по сравнению с другими университетами — сотни преподавателей были поставлены под сомнение. Возможно, наш ректор хотел показать правительству, насколько он патриотичен и лоялен.
Я был в последней группе обвиненных: за неделю до этого трое моих коллег, которые были иностранцами — моя бывшая ученица из Албании и двое из Румынии — были также обвинены.
Моя коллега и бывшая ученица, семья которой переживала террор в Албании, когда там был коммунистический режим, была очень обеспокоена и напугана этой ситуацей.
У нас был разговор за чашкой кофе, и я пытался её успокоить.
Она посмотрела на меня и спросила: «Учитель, они будут меня пытать?»
Это было очень сложно, я пошел домой и думал об этом. Я понял, что не могу об этом молчать и опубликовал пост на «Фэйсбуке»:
«Пусть университет заблокирует мой кабинет, пусть они подготовят новый коричневый конверт с моим именем, пусть они придут за мной».
И они сделали это.
На следующей неделе ко мне домой пришла полиция, но меня там не было. Я был в автобусе из Анкары в Карабюк. Они изъяли все мои жесткие диски, CD с музыкой, взяли мой телефон.
Мне позвонила жена и сказала, что полиция пришла арестовать меня. Я сказал, что буду через два часа. Они послали за мной машину, чтобы снять с автобуса как животное.
Полицейские отвезли меня в больницу, чтобы подтвердить, что мое состояние позволяет мне отправиться в тюрьму. На самом деле, я не был в порядке — неделю назад я делал ангиограмму для операции на сердце и не восстановился.
Доктор сказал им: «Нет, он недостаточно здоров, чтобы отправлять в тюрьму».
Они сказали доктору «подумать еще раз». И тогда врач сказал им, что я в порядке.
Меня отвезли в полицию, забрали мои часы и очки, так что я даже не мог видеть. Они заставили меня снять шнурки с моей обуви. Затем они повели меня вниз по лестнице и оставили меня в тюрьме.
Я не говорю по-турецки, и я не мог понять, о чем говорили полицейские. Там не было даже места для сна и было не очень комфортно. Там были только скамейки, еще мне дали одеяло.
На завтрак нам давали маленькую тарелку с помидорами и картофелем и бутылку воды. На обед и ужин — сендвич.
Физического вреда полицейские не причиняли. Но бывали тяжелые психологические моменты, когда, например, они выводили из камеры всех, кроме меня. В такие моменты я думал, что может начаться что-то ужасное. Но ничего не происходило.
«Я чувствовал себя изнасилованным»
На следующий день они сказали мне разблокировать мой телефон. Я сидел перед ними, пока они листали мою личную переписку и рассматривали фотографии моей семьи.
«О, это ваш сын!» — сказал один из полицейских. Это было сказано так, как будто они были моими друзьями.
Я чувствовал себя изнасилованным, это было ужасно. А они смеялись. Это было очень странно.
Они ничего не нашли и составили рапорт об этом, но все вещи оставили у себя.
На следущее утро они снова вызвали меня на допрос — это был уже третий день моего пребывания там.
Они задали много вопросов.
— У вас есть книги?
Конечно, у меня есть академические книги, но я ответил: «Нет».
— Вы читаете газеты?
— Конечно, нет.
— А журналы?
— Конечно, нет.
— У вас есть однодолларовая банкнота?
(Они думали, что все участники переворота носили с собой купюру в один американский доллар и узнавали друг друга по ней).
— Конечно, нет.
Ответом на все вопросы было «нет».
Они спросили, пользуюсь ли я WhatsApp, потому что террористы его использовали. Если ты пользуешься WhatsApp, ты — террорист.
Я ответил на все вопросы, как они этого хотели. И все выглядело неплохо. Я стал думать, что мне удастся выбраться из всего этого.
Они сфотографировали меня и сняли отпечатки, как у настоящего убийцы. А затем отправили назад в камеру.
«Эй, Америка, иди сюда!»
На четвертый день их настроение сильно изменилось. До этого они больше усмехались, и атмосфера была как у мальчишек в раздевалке.
Но на четвертый день никто не смеялся. Внезапно, все осознали, что ситуация очень серьезная.
С самого начала они называли меня «Америка» — «Америка, ха-ха-ха, иди сюда!»
В тот момент я стоял в конце очереди, и они крикнули: «Эй, Америка, подойди в самое начало».
Я думал, что буду первым, с кем они закончат.
Но я еще не знал, что они хотели сделать на самом деле.
Мне предстояло пройти через «perp walk» — процесс, когда заключенных выводят к журналистам. И они хотели, чтобы я, гражданин Америки, был первым, кого станут фотографировать — для поддержки той идеи, что за переворотом стоит США.
Все это было частью пропаганды. Это было ужасно
Когда я понял, о чем идет речь, увидел камеры и представил эту прогулку, я хотел провалиться под землю. Но, чтобы не бесить полицию, я не стал возражать.
Они привели нас в комнату суда, и внезапно приказали сесть прямо, расставить ноги и сложить руки. Это было ужасно.
Мы ждали где-то полтора часа, а после меня отвели к судье. Он сидел в обычном академическом офисе, я сел раслабленно, но мне сказали сесть прямо, расставить ноги и смотреть судье в глаза.
Он спросил, почему я работал в Университете Фатих — это было 12 лет назад. Они пытались предположить, что люди Гюлена привезли меня из США в Турцию.
Но они не понимали, что, несмотря на мое гражданство, я не жил в США последние 50 лет. Они думали, что все американцы обязательно живут в США.
В Турцию я приехал из Кыргызстана, где я раньше работал в Американском Университете Центральной Азии (АУЦА). Поэтому я не особо вписывался в их видение.
Я сказал им, что ушел из Университета Фатих в протест гюленовскому двежению.
В итоге они сказали, что я свободен, а все обвинения сняты, и я могу идти, но они не дали мне никакого письменного документа об этом.
Я спросил: «Я свободен? Могу ли я идти?»
И мне ответили: «Да-да, вы свободны. До тех пор пока мы не найдем на вас что-нибудь».
Второй коричневый конверт
Я вернулся домой в прошлый вторник. В ту же минуту мне позвонили из университета и попросили прийти.
Там мне снова вручили коричневый конверт. На этот раз в нем было официальное уведомление об увольнении «в связи с поддержкой и соучастием террористической организации», несмотря на то, что суд вынес решение о моей невиновности.
Мне приказали немедленно забрать личные вещи из моего бывшего кабинета. Я был не против, но они стали снимать этот процес на видео.
Тем же вечером на турецком телевидении я увидел репортаж о «19 обвиненных иностранных террористах», в числе которых был и я.
Я понял, что они собираются прийти за мной снова. Когда они сделают это во второй раз, я не собирался быть там.
Американский университет Центральной Азии сразу же предложил мне работу, поэтому теперь я снова нахожусь в Бишкеке.
Мои албанские и румынские коллеги тоже сразу покинули страну после освобождения. Университет уволил их, как и меня, и потребовал вернуть разрешение на работу. Когда они приехали на границу, у них не было этого документа — получается, они жили в стране нелегально.
Все делалось для того, чтобы ты почувствовал себя жалким и униженным.
Побег из Карабюка
Я сбежал из Турции в прошлую пятницу — мне помог один местный друг. После освобождения мне вернули паспорт, но я опасался, что меня задержат в аэропорту.
Никто не знал, что я уезжаю — это должен был быть секрет. Из Карабюка в Стамбул ехать пять часов.
Я прятался в Стамбуле до самого моего рейса. Подойдя к стойке регистрации, я надеялся, что они ничего не увидят на экране своего компьютера. Сотрудник аэропорта начал переговариваться со своим коллегой — это заставило меня беспокоиться.
Оказалось, что мне просто нужно было оплатить пошлину за перевес багажа — я облегченно вздохнул.
Пройдя все процедуры, я сел в самолет, но продолжал бояться, что за мной придут и снимут меня с рейса. Но мы взлетели и приземлились в Бишкеке.
Чувство беспокойства не покидало меня и здесь — мне казалось, что кто-то подойдет и попросит последовать за ним. Чтобы привыкнуть не бояться, мне потребовалось некоторое время.
Моя семья до сих пор остается в Турции — я собираю деньги, чтобы вывезти их оттуда и до какой-то поры осесть в Кыргызстане. Мои друзья в Америке могут, конечно, принять их, но моей жене нужна виза — она кыргызстанка. Мы просили помощи в американском посольстве, но они не хотят с этим помогать.
На днях я переписывался с моей студенткой из Турции — она рассказала, что ее муж был уволен и задержан полицией. Она не знает, что им делать и к кому обращаться.
Они — турки, это их дом. Я могу убежать, найти жизнь в другом месте, а они?
Новая Турция похожа на старую Германию. Люди начали запросто ходить в полицию и доносить друг на друга.
Причина, по которой я согласился на интервью, в том, что все это намного больше, чем одна моя семья.
Происходящее — это настоящее зло.
Но если мы будем молчать об этом и думать только о себе, мы дадим еще большую силу этому злу. Мы не должны допустить этого.
Соавтор: Александра Титова
Видео: Азат Рузиев
