После Каримова: когда в Узбекистане станет хорошо?

Исполнился год со дня смерти президента Узбекистана Ислама Каримова.

Каримов возглавлял Узбекистан еще с советских времен - с 1989 года. Его режим правозащитники считали одним из самых репрессивных в мире.

Как и другие лидеры постсоветских стран Центральной Азии, он пребывал на посту до последнего дня жизни, не обеспечив никакого механизма передачи власти, и после его смерти многие предсказывали погружение страны в хаос и жестокую клановую борьбу.

Однако смена власти в Узбекистане произошла спокойно и бескровно. Более того, ряд шагов нового президента страны, бывшего премьера Шавката Мирзиёева, дал основания оптимистам говорить о грядущей "оттепели" или как минимум о "перестройке" по образцу советской.

Оправдались ли эти надежды, и можно ли вообще всерьез ожидать быстрой и радикальной смены общественно-политического строя в такой стране как Узбекистан? Об этом обозреватель Би-би-си Михаил Смотряев беседовал с сотрудником Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета Алишером Ильхамовым и экспертом по странам СНГ Аркадием Дубновым.

Алишер Ильхамов: Изменения, безусловно, есть, их невозможно не заметить. Но я бы сказал, что их не ждали. На момент смерти Каримова у Мирзиёева в глазах общественного мнения уже сложился определенный образ: такой жестокий диктатор, "верный каримовец", который работает по указке Каримова, воплощает его жесткий авторитарный стиль управления, когда главное - это результат, а какой ценой он достигнут - никому не интересно. Никто не ожидал, что начнется что-то, отдаленно напоминающее перестройку или, как говорят сейчас некоторые, даже оттепель.

Вопрос в том, почему это произошло. Мне кажется, поскольку Мирзиёев годами сидел в правительстве, он знал реальное положение дел, и оно, вместе с ролью "лидера нации", его не устраивало. Ему нужен какой-то политический капитал, какое-то доверие со стороны населения, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Он понимал, что если продолжит траекторию, которую заложил Каримов, то, не имея такого фундамента, который был у Каримова, он не сможет вырулить из сложившейся ситуации и обеспечить себе достаточный уровень легитимности.

Мирзиёев пытается изменить статус кво. Я бы назвал два главных индикатора перемен. В первую очередь, во внешней политике: на региональном уровне наблюдается явное улучшение взаимоотношений с соседями - появились регулярные авиарейсы из Таджикистана, решается вопрос о границе с Киргизией, то есть задана позитивная, конструктивная динамика сближения с соседями.

Во внутренней политике главное на сегодняшний день достижение - это определенное оживление общественной и информационной сферы. В основном это видно в социальных сетях: люди стали более активно обсуждать существующие проблемы, стали больше критиковать, не боясь каких-то санкций или возмездия за это. Некоторые СМИ тоже осмелели и стали помещать критические материалы, хотя стиль их работы в основном остается таким же, как во времена Каримова.

Если говорить об изменениях на институциональном уровне, то тут пока, конечно, не очень богато: конечно, намечаются какие-то меры по конвертации узбекского сума, обменный курс которого до сих пор строго централизован. Но мы не знаем, как дальше сложится ситуация. Например, решение о введении свободного въезда для граждан некоторых западных стран сначала было принято, потом формально отложено, а фактически - отменено.

То есть к этим первым шагам по реформированию системы я бы относился с очень осторожным оптимизмом. Я бы подождал и посмотрел, будет ли продолжена линия на реформу экономики и внутренней политики. Пока же мне неясно, насколько далеко он готов идти, насколько он решил менять систему.

Би-би-си: Все перечисленное вами - это вещи технические, необходимые для функционирования государства и власти в текущем порядке. Но в более широком плане представление о необходимости радикально менять страну, как мне кажется, отсутствует, причем не только в Узбекистане, но и в соседних странах региона. Мирзиёев не производит впечатление человека, готового дать гражданам полную свободу.

А.И.: Есть определенные ожидания. Летом он сделал несколько громких заявлений, в частности, обвинил прокуратуру, мол, там сидят одни воры, высокопоставленных чиновников - в том, что они отвернулись от народа. То есть он намекает на то, что система не работает. Это подняло его рейтинг, люди почувствовали, что он настроен критически, как и они, и что за словами последуют действия. Он сам породил ожидания этих перемен. Но мы наблюдаем и проявления старой, каримовской школы, которые он, видимо, впитал в себя. И это паллиативное состояние долго продолжаться не сможет.

Он должен будет или вернуться к старой, жесткой модели, где возобладают авторитарные методы управления, или менять ситуацию. Я не говорю, что это может зайти так далеко, как, скажем, в странах Восточной Европы после развала СССР. Но все познается в сравнении: давайте сравним ситуацию в Узбекистане и Казахстане. Казахстан - тоже авторитарное государство. Но, скажем, пространства для предпринимательства, обмена валют, пространства для работы гражданских неправительственных организаций гораздо больше. Поэтому Казахстан привлекает иностранных инвесторов в разы больше, чем Узбекистан.

Я не думаю, что нужно сейчас поднимать планку слишком высоко и требовать, чтобы Мирзиёев немедленно достиг этих результатов. Хорошо бы в ближайшие два-три года достичь таких результатов, которых добился Казахстан. Это вполне реально. И если он эти ожидания оправдает, тогда можно говорить о том, что есть определенный прогресс.

Аркадий Дубнов: Если мы пытаемся сравнивать происходящее в Узбекистане через год после смерти Каримова с перестройкой, то я хотел бы напомнить, что сам термин "перестройка" появился не меньше чем через год после прихода к власти Горбачева. Процесс подготовки к "смене вех" занял очень большое время. Нужно было утвердиться во власти, увеличить количество сторонников и уменьшить количество противников. И Горбачев один за другим избавлялся от старых кадров брежневско-сусловского времени и подтягивал людей, которые были бы ему лично обязаны, либо в которых он видел возможных союзников, начиная с Эдуарда Шеварднадзе и кончая Александром Яковлевым.

Этот небольшой экскурс в историю, на мой взгляд, должен несколько охладить горячечные ожидания фантастических перемен в такой весьма восточной по традиционному укладу жизни и ментальности населения стране как Узбекистан. Того, что сегодня сделано Мирзиёевым, на мой взгляд, более чем достаточно, чтобы считать происходящее если не необратимым, то во всяком случае дающим основания считать, что движение все-таки поступательное.

Если возвращаться к еще более ранним прецедентам оттепели - скажем, хрущевской, - то того опасного лопающегося социального нарыва, как это было после смерти Сталина, с жестокими расправами над его сторонниками, сегодня мы не наблюдаем. Единственный случай - это близящаяся отставка Рустама Азимова, одного из претендентов на каримовский престол и, возможно, начало его уголовного преследования. И это, наверно, будет самым показательным примером сведения счетов с соперником во власти. Освобожден целый ряд самых старых политзаключенных в Узбекистане, мы видим послабления в отношении деятельности журналистов, попытки начать либерализацию валютной деятельности.

Я думаю, что скорость изменений в Узбекистане сегодня, может быть, медленнее, чем в годы оттепели после смерти Сталина, но быстрее, чем после прихода к власти Горбачева.

Би-би-си: Насколько вероятно, что Узбекистан отойдет от модели сатрапии образца Ассирийского царства? Ведь и Горбачев, если вернуться к этой аналогии, затевая перестройку, вовсе не имел в виду распад Советского Союза и радикальную смену строя.

А.Д.: Да, конечно, Горбачев хотел только улучшить систему, и даже не думал о распаде страны, но, в отличие от Узбекистана, Советский Союз все же был империей, и состоял из весьма неравномерных частей. После распада СССР задавался вопрос, как вообще могли быть такие республики, как Эстония и Туркмения, быть в составе одной державы?

Пользуясь этим сравнением, сразу скажу, что если бы целью Мирзиёева была только консервация системы, удержание властной вертикали и утверждение себя в этой вертикали, то он пошел бы по пути своего туркменского соседа Бердымухамедова. Но они разительно отличаются: Мирзиёев пришел во власть не случайно, будучи премьер-министром, он 13 лет был фактически вторым человеком во властной иерархии и, наверное, понимал, что стране требуется модернизация, если она собирается выживать в мировой системе разделения труда. Бердымухамедову такое в голову не приходило - и не приходит, судя по последним событиям. Единственное, что его заботит - это как найти деньги для пополнения казны и проведения так называемой "Азиады". Так что сатрапия - это там, в Туркмении.

В Узбекистане при Мирзиёеве, мне кажется, сатрапия вряд ли получится. Там гораздо более образованное городское население, обязанное этим советскому периоду, когда были созданы крупные промышленные предприятия, требовавшие подготовленных специалистов.

Я бы сказал, что действия Мирзиёева сегодня направлены на расчистку дороги в попытке выйти на современный путь развития, вровень с остальными странами, скажем, такими как Казахстан. Нужно разбирать завалы - архаические формы экономического сосуществования со внешним миром, где невозможно привлекать серьезных инвесторов, не давая им возможности конвертации валюты, невозможен свободный обмен людьми и капиталами, когда границы полузакрыты, невозможен полноценный обмен идеями и информацией в условиях отсутствия свободы слова и печати, невозможна конкуренция в отсутствие свободы политической деятельности.

Расчистка этих завалов может быть предпосылкой для какой-то созидательной деятельности. И если те, кто когда-то уехал из страны и живет на Западе, сегодня печалятся по поводу того, что не видят рывка Узбекистана в светлое будущее типа хотя бы Сингапура, мне кажется, поступают несколько легкомысленно и недальновидно.