Ну вот: суд прошел, жалобы поданы; мой подзащитный Юсуп Касымахунов (Касимахунов), отмотав от звонка до звонка 7 лет и 4 месяца по приговору суда, вместо выхода на свободу оказался в Мурманском СИЗО. Теперь-то и настало время рассказать, что, собственно, и почему именно произошло. Мне, как защитнику Касымахунова, участнице ряда судебных процессов по его делу и адресату его неоднократных писем и заявлений, это, пожалуй, проще, чем кому-либо, а значит, так тому и быть.

Итак, 11 ноября 2004 года Московский городской суд вынес первый в России приговор за участие в запрещенной организации «Хизб ут-Тахрир», по которому гражданин Узбекистана, педагог по образованию Юсуп Касымахунов получил 8 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Осужденный, посчитав, что в отношении него нарушены права на свободу мысли, совести и религии (1), свободу выражения мнения (2) и свободу собраний и объединений (3) – как сами по себе, так и в связи с запретом на дискриминацию (4) (1, 2, 3, 4 — см. статьи 9, 10, 11, 14 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. - Прим. автора) , – подал жалобу в Европейский суд по правам человека с помощью юристов программы «Мемориал-EHRAC». В 2007 году защитнику Касымахунова удалось добиться в суде исключения из приговора одной из статей, формулировка которой изменилась незадолго до этого, и снизить своему подзащитному срок наказания на 8 месяцев.

Первые годы после приговора Касымахунов провел в Республике Коми. Колония находилась в поселке Вожский Удорского района, куда в межсезонье проедет далеко не всякий внедорожник. Тем не менее, Юсупа периодически навещали «кураторы», которые настаивали на том, чтобы он подал заявление о «добровольном желании» отправиться в Узбекистан для дальнейшего отбывания наказания. Хорошо зная, какими нечеловеческими пытками грозит такая «добровольно-принудительная ностальгия», Юсуп написал на имя начальника регионального УФСИН категорический отказ от нее, в ответ на что в сентябре 2009 года его этапировали в Мурманскую область и поместили в колонию ИК-18 в поселке Мурмаши.

Позднее стало известно, что еще в июне 2009 года Генпрокуратура России направила прокурору Коми письмо следующего содержания: «Генеральной прокуратурой Российской Федерации рассмотрен запрос Генеральной прокуратуры Республики Узбекистан о выдаче Касымахунова Юсупа Салимахуновича для привлечения к уголовной ответственности. <…> Учитывая изложенное, прошу Вас взять отбытие Касымахуновым Ю.С. наказания и по истечении срока наказания, а также в случае его условно-досрочного освобождения, или возможного освобождения по иным законным основаниям обеспечить заключение его под стражу <…>, при условии отсутствия оснований, препятствующих выдаче, о чем незамедлительно информировать Генеральную прокуратуру Российской Федерации <…>».

В сентябре прокуратура Коми, взяв под козырек, направила вслед этапированному в Мурмаши Юсупу письмо своим тамошним коллегам аналогичного содержания, завершив его просьбой «организовать контроль за отбыванием Касымахуновым Ю.С. наказания для обеспечения возможной его выдачи правоохранительным органам Республики Узбекистан». Мурманская прокуратура, в свою очередь, немедленно передала это поручение прокурору по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях А.С.Ашуркову.

Письмо Генпрокуратуры России прокурору Коми по Касымахунову

Вот здесь-то самое время напомнить, что Узбекистан требует выдачи Касымахунова по таким же обвинениям, по которым он осужден в России, – за участие в «Хизб ут-Тахрир». При этом, как часто бывает в узбекских обвинениях, большую часть периода, в который Касымахунову вменяют на родине участие в запрещенной организации – с 1994 по 1999 годы, – он находился в России, приехав сюда в 1995 году. Стоит также отметить, что Мосгорсуд ссылался в приговоре на доказательства, среди которых есть сведения об участии Юсупа в «Хизб ут-Тахрир» в Москве в 1996 году. По всей видимости, в глазах сотрудников российских спецслужб и их узбекских коллег, членство в этой запрещенной организации позволяет человеку одновременно находиться в двух разных точках земного шара, разделенных тысячами километров.

Как бы то ни было, выдача Касымахунова в Узбекистан после отбытия им срока в России означала бы двойное наказание за одни и те же деяния, что категорически запрещено и российскими, и международными правовыми нормами. Ну, а тот факт, что в 1990-е годы, к которым относятся узбекские обвинения, участие в «Хизб ут-Тахрир» не было наказуемым в России, и что уже по одному этому Касымахунов выдаче не подлежит – и вовсе никого не озадачил. В связи с этим, поручение заниматься подготовкой такой экстрадиции прокурору по надзору за соблюдением законов выглядит вполне трагикомично.

Итак, контроль за отбыванием Юсупом наказания выразился сначала в том, что в марте 2010 года, после того, как он обратился к руководству исправительного учреждения с просьбой о предоставлении молельной комнаты для содержащихся в колонии мусульман, ему пришлось снова сменить «место жительства». Из Мурмашей его перевели в колонию ИК-17 в Мурманске и определили на строгие условия содержания – по его словам, сотрудник ФСБ объяснил это тем, что «руководство приняло решение изолировать его от общей массы колонии». Визиты «опекунов» продолжались и там, причем посетители неоднократно заявляли осужденному, что к концу срока ему следует готовиться к принудительному возвращению на родину.

Осенью 2010 года такие заявления участились, и Юсуп обеспокоился всерьез – он хорошо знал о том, как его земляков похищают в момент освобождения из российских тюрем, вскоре после чего они обнаруживаются в узбекских. Поэтому в ноябре, при посещении Касымахунова в колонии, я подготовила и оставила ему предварительное ходатайство о предоставлении статуса беженца в России.

Процесс его составления вполне можно было бы снять на видео и крутить на разных международных саммитах в качестве потемкинской деревни полнейшего благополучия в российской пенитенциарной системе (увы, но все-таки, потемкинской – слишком много известно о совсем других ситуациях на необъятных зонах нашей необъятной страны). Беседа защитника с подзащитным проходила в компьютерном классе внутреннего ПТУ для осужденных в присутствии охранника, который с большим интересом прислушивался к нашему разговору о деле Касымахунова в Страсбурге и подробностях разных Конвенций, о выигранных делах в отношении людей, которые при ином раскладе давно мотали бы срока в пыточном Жаслыке – и глаза у него неспешно, но стабильно перемещались в сторону бровей. В конце концов, когда мы начали обсуждать ходатайство и я стала набирать его на своем, как всегда, не вовремя забарахлившем нетбуке, охранник сжалился, вызвал дежурного по учебному классу и тот вмиг распечатал документ со стационарного компьютера, предварительно обратив внимание на пару-тройку пропущенных мной опечаток – парень в арестантской робе оказался обладателем нешуточного уровня врожденной грамотности. В общем, лепота и благолепие – если только не вспоминать о том, что вся эта идиллия была вызвана весьма основательными опасениями того, что месяцев через семь Юсупа прямо из колонии повезут в аэропорт, чтобы отправить в солнечный Ташкент, и что если это будет происходить, то наверняка – при участии российских спецслужб и с благословения Генпрокуратуры.

Упомянутые выше «опекуны» отреагировали на мой ноябрьский визит в колонию с небольшой задержкой: перед самым Новым годом Касымахунова снова перевели в ИК-18 в Мурмаши – якобы для медицинского обследования по поводу проблем с желудком. Юсуп, правда, сообщил мне, что никаких таких проблем у себя не замечает, но поскольку бытовые условия на «больничной» зоне в Мурмашах ничуть не хуже, чем в Мурманской, то ничего против не имеет и настаивать на возвращении в ИК-17 после «обследования» не собирается.

Кстати, здесь стоит упомянуть о предельно неконфликтном характере Касымахунова: за все без малого 7,5 лет своего заключения он умудрился ни разу не пожаловаться на условия содержания, и более того – просил передать особую признательность начальнику ИК-17 Юрию Алексеевичу Бабаскину за доброе отношение и внимание к проблемам осужденных, что и было мной с удовольствием исполнено.

С приближением полярного дня события начали разворачиваться с ускорением. В начале мая Юсупу, срок заключения которого заканчивался 11 июня, сообщили, что поскольку конец срока выпал на выходной день, а предыдущий – 10 июня, – предпраздничный, его освободят накануне, то есть 9 июня. Как мы и договаривались, он отправил в Управление ФМС по Мурманской области заготовленное еще в ноябре ходатайство о предоставлении ему статуса беженца и вскоре получил уведомление администрации колонии о том, что 16 мая письмо ушло к адресату.

Реакция не замедлила последовать, правда, отнюдь не из миграционной службы, а из Мурманской прокуратуры по надзору за соблюдением законов в учреждениях местного УФСИН. 18 мая все тот же Андрей Серафимович Ашурков, которому полутора годами ранее было поручено особо внимательно контролировать события в деле Касымахунова для обеспечения его весьма далекой от законности экстрадиции, посетил Юсупа в колонии для заполнения листа экспресс-опроса лица, задержанного по межгосударственному розыску, и взятия у него объяснений. То есть, приступил к исполнению задания, в результате чего человек, все еще отбывающий наказание по российскому приговору, приобрел второй правовой статус – лица, задержанного для последующей выдачи в Узбекистан. Напомним: за то же самое, за что досиживал срок в России.

Не будем, однако, понапрасну обижать Управление ФМС России по Мурманской области – оно отнюдь не бездействовало. Напротив, получив ходатайство Юсупа, где черным по белому было написано: «Мне известно о том, что мое ходатайство не может быть принято к рассмотрению по существу до окончания срока. <…> Прошу начать процедуру рассмотрения моего ходатайства непосредственно после моего освобождения по отбытии наказания. Дата окончания срока наказания – 11 июня 2011 г. Прошу провести собеседование со мной в присутствии моего представителя, Рябининой Елены Зусьевны, известив ее заблаговременно о дате собеседования [адрес, тел]», миграционная служба, не мешкая, направила ему для заполнения бланки установленной формы. Правда, запамятовав при этом не только посетить заявителя и разъяснить ему детали процедуры, как того требует порядок принятия ходатайства, но и уведомить защитника, которая также вполне справилась бы с этой немудреной задачей.

Лишенный таким нехитрым способом правовой помощи Юсуп, получив бланки, заполнил их и 31 мая отправил обратно в миграционную службу, не подозревая, что с этого момента начинает течь пятидневный срок предварительного рассмотрения ходатайства, а между тем, до окончания срока его заключения оставалось еще 10 дней.

Получив его письмо уже на следующий день (тут, как ни странно, почта России сработала куда быстрее любой DHL), УФМС по Мурманской области, ничтоже сумняшеся, отписало, что по закону «О беженцах» ходатайство заключенного, отбывающего наказание за совершение преступления на территории РФ, не может быть принято к рассмотрению по существу.

В общем, изобретательность, изобретательность и еще раз изобретательность. Она бы и увенчалась убедительной победой УФМС по Мурманской области над интересами заявителя, если бы закон не позволял ему обжаловать это решение, что и сделал Юсуп при первой же возможности с помощью своего защитника. Так что - еще не вечер.

А возможность представилась очень скоро: 2 июня к Касымахунову в колонию прибыла выездная сессия Кольского районного суда, чтобы рассмотреть ходатайство прокурора о заключении заключенного (это не тавтология, а смысл происходившего) под стражу «в целях обеспечения возможной выдачи его для уголовного преследования правоохранительными органами Республики Узбекистан». Тут уж Юсуп, зная о моем скором приезде в Мурманск, сразу заявил ходатайство о допуске к участию в судебном заседании наряду с назначенным адвокатом его защитника Рябининой, и суд его удовлетворил.

8 июня началось рассмотрение дела. В скобках отметим, что для судебных заседаний по избранию меры пресечения слово «началось», мягко говоря, нехарактерно: решение этих вопросов редко занимает более получаса, от силы - час. Однако в данном случае стороне защиты было о чем рассказать суду, и надо отдать должное судье М.Г.Артамонову – возможность сделать это нам предоставили сполна. В результате прокурор Ашурков заявил ходатайство об отложении слушаний для подготовки дополнительных аргументов на доводы защиты, которое суд удовлетворил.

Впрочем, тем самым защите было дано дополнительное основание для мотивировки кассационной жалобы на вынесенное на следующий день решение о заключении Касымахунова под стражу, так как все без исключения наши доводы, вызвавшие затруднение у прокурора, прямо и непосредственно вытекали из документов, представленных г-ном Ашурковым в суд, и правовых норм, с которыми он, по идее, должен быть знаком и без нас.

Как бы то ни было, Юсупа Касымахунова «закрыли» на два месяца «в целях обеспечения возможной выдачи», которая, как было отмечено выше, изначально незаконна.

Ну, что ж, повоюем на правовом поле. В последние месяцы нам это неплохо удавалось – по крайней мере, уже не менее семи раз российские суды отменяли постановления Генпрокуратуры о выдаче людей в Узбекистан, причем, риск пыток, которым там могут подвергнуться наши подзащитные, играл в этом далеко не последнюю роль.

А тем временем, упомянутая в начале этих записок жалоба «Касымахунов против России» в Страсбурге уже прошла все предварительные стадии и ожидает своего разрешения. Каким бы ни оказался итог ее рассмотрения в Страсбурге, хочется надеяться, что это дело не придется называть «первым делом Касымахунова» – в отличие от второго, которое может возникнуть в связи с его готовящейся экстрадицией. Уж этот-то вопрос вполне можно решить на национальном уровне.

Одним словом, как было отмечено выше, – еще не вечер.

Елена Рябинина, руководитель программы «Право на убежище» Института прав человека

Международное информационное агентство «Фергана»