Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Главная ценность в Казахстане - стабильность

17.12.2002 00:00 msk, Дмитрий Бутрин

Политика

Журналисты "Денег" и программы "Намедни" НТВ, посетившие на прошлой неделе Казахстан, даже и не пытались найти здесь брэнды советского времени. Вторая по размеру республика СССР была пространством, которое руководство одной шестой части суши рассматривала как огромную степную лабораторию. Сегодня в стране Байконура, целины, Семипалатинска, Арала, самых больших в мире угольных разрезов и лагерей главная ценность - стабильность. То, что было советским опытом, превратилось в казахстанскую реальность.

Миллионы тонн на-гора

Казахстан практически не имел своих брэндов, за исключением певицы Розы Рымбаевой и сигарет "Казахстанские", которые курильщики ценили выше явской "Явы", и это естественно. В Казахстане такими глупостями, как брэнды, просто не занимались. Есть медь Джезказгана, металл Караганды, уран и редкие металлы Усть-Каменогорска. Какие брэнды, когда главное назначение советского Казахстана - быть главной сырьевой базой для строительства коммунизма! Наконец, есть уголь Экибастуза, если мало всего остального.

Экибастуз с его огромными запасами энергетических углей начали разрабатывать еще при Абылай-хане в середине XVIII века. Национальный герой Абылай-хан русской императрице заявлял, что является китайским подданным, а китайцам - что русским, и в течение 40 лет Казахстан оставался независимым. Тогда и начали добывать уголь в степи. После завершения войн с наследниками Абылай-хана - казахским крылом басмаческого движения - Экибастузом стал владеть СССР.

Но особого интереса к нему советская власть не проявляла до середины 60-х. Северный Казахстан был нужен ей для других экспериментов - социальных. Сюда ссылали целые народы и ждали, что из этого выйдет. Первыми стали в 1927-1934 годах кулаки из Сибири и с Урала - места, которые были бы суровее, чем их родные, нашли только в Казахстане. В 1937 году к ним присоединились корейцы Приморья: в НКВД заподозрили, что 53% этой составляющей дружной семьи советских народов - типичные японские шпионы. К тому времени сюда из Китая по своей воле бежали уйгуры и китайцы-мусульмане. В 1939 году сюда же, но уже не по своей воле проследовали азербайджанцы, армяне и курды. В 1940-м - поляки, немцы и белорусы с западных границ СССР, в 1943-м - чеченцы и ингуши, с 1947 года - врачи-вредители и "безродные космополиты" еврейской национальности.

На трассе Экибастуз-Павлодар есть развилка. Налево - Экибастузская ГРЭС N1, известная тем, что зэки построили тут в 1980 году самую высокую в мире дымовую трубу, занесенную в Книгу рекордов Гиннесса. Да и сама ГРЭС - крупнейшая в мире. Направо - Экибастузская ГРЭС N2, будни строительства которой Александр Солженицын описал в "Одном дне Ивана Денисовича". Прямо - Павлодар, имеющий репутацию духовной столицы Казахстана. Местные жители предпочитают ехать прямо, а сворачивать через 20 км - на курорт Баян-Аул.

Миллиарды киловатт для России

В Книгу рекордов Гиннесса занесен и экибастузский угольный разрез "Богатырь", самый крупный в мире. В 1972 году на железнодорожном узле "Богатыря" в день обрабатывалось около 4 тыс. вагонов. Сейчас могло бы быть не меньше, но, во-первых, вагоны плохо возвращает российское МПС, а во вторых, спрос на уголь упал примерно в два раза.

Если уголь Караганды идет главным образом на производство металлургического кокса и на металлургический завод "Испат-Кармет", то уголь Экибастуза - энергетический. Все разрезы Экибастуза строились с одной целью - поставлять уголь на Урал и в Сибирь, а в перспективе сжигать его в Казахстане и поставлять электроэнергию в Россию. Но в 1991 году, говорит бывший гендиректор Экибастузского угольного комплекса Станислав Куржей, все как взбеленились - Россия зачем-то начала думать, а нужен ли ей вообще экибастузский уголь, или она может обойтись своим.

В середине 90-х годов экибастузские разрезы начали приватизироваться. "Богатырь" и еще несколько разрезов достались компании "Богатырь Аксес Комир" (БАК) с американским капиталом. Они начали конкурировать друг с другом и на казахском, и на российском рынках, а российские угольщики, столкнувшись с сокращением потребления угля, стали лоббировать запрет или хотя бы ограничение поставок угля в Россию. Между тем, как удалось доподлинно выяснить корреспонденту Ъ, во всем виноват Чубайс.

Пикантность ситуации в том, что главный потребитель угля Экибастуза РАО "ЕЭС России" владеет той самой ГРЭС N1 и одним из разрезов. Поэтому как патриоту России ему выгодно выступать за ограничение потребления казахского угля, а как потребителю, наоборот, за либерализм. РАО на всякий случай о проблеме Экибастуза помалкивает. А страсти кипят - никто не знает, будет ли Россия и дальше покупать уголь. Или хотя бы возвращать вагоны.

Я спрашиваю у Станислава Куржея, как ему владельцы БАК: компания-то американская, а ее хозяин - бруклинский эмигрант и олигарх Леонард Блаватник. Не от капитализма ли все нынешние проблемы Экибастуза?

- Да ну! - говорит Герой Социалистического Труда, кавалер двух орденов Ленина, лауреат Госпремии СССР и почетный пенсионер союзного значения.- Я Лена Блаватника хорошо знаю. Он очень толковый человек, прекрасно во всем разбирается. Вообще, с хозяевами нам повезло. А что касается ситуации с запретом ввоза казахстанского угля в Россию, то я вот что вам скажу...

Дальнейшая речь фактического основателя нынешнего экибастузского комплекса изобиловала непарламентскими выражениями. Примерно то же, но в дипломатичной форме МИД Казахстана заявлял МИД России. Экибастуз строился всем СССР для обеспечения потребностей России в угле и энергии. Отказываться от него - значит обесценивать труд миллионов людей и обрекать тех, кто остался в Казахстане, на нищету.

В невероятной по размеру яме разреза "Богатырь" политические страсти не кипят: слишком холодно. Тут рубят уголь роторным экскаватором производства ГДР и грузят в вагоны. Когда 50-метровая машина вгрызается в черный пласт, говорить невозможно. Когда она стоит, а свежевскрытый пласт заметает метель, говорить можно.

- Спокойнее стало работать,- говорит бригадир экскаваторной смены.- Требования к качеству, правда, выше - раньше все план давай, вал. Порядка же с этими хозяевами больше, дисциплина выше. Медосмотры перед сменой бывают, чтобы на работу не выходили... в неправильном состоянии.

Как выясняется, бригадир отлично знает своих коллег, работающих на таких же машинах в Красноярске. Многие уехали в Россию в 1991-1994 годах, когда здесь было совсем плохо. Впрочем, работа в три смены без выходных не останавливалась ни на минуту. Казахстан дает России 12% потребляемого ею угля. И все равно от бывших 90 млн тонн добычи Экибастуз добывает лишь 45-50 млн, а в Россию идет меньше половины.

Десятки центнеров с гектара

Еще один эксперимент советской власти не только превратил Казахстан в крупнейшую в мировом масштабе экономику, но и дал ей новую столицу. Астана до 1998 года именовалась Акмолой, а еще раньше - Целиноградом. 60% степных земель, распаханных в ходе освоения целины, приходятся на Казахстан. Именно сюда в 1954 году со всего СССР съезжались комсомольцы, чтобы в едином порыве решить проблему нехватки пшеницы. Статистика среагировала как надо, и в СССР стали производить в два раза больше пшеницы на душу населения, чем на Западе. Что не мешало закупать ее в Канаде.

В Государственном музее истории Казахстана о целине напоминает лишь трактор 1924 года производства Кировского завода. Эту историю здесь вообще вспоминать не любят: слишком тяжело она далась стране. Достаточно сказать, что в Казахстане из-за необходимости снабжать комсомольцев-добровольцев едой чуть не возник голод.

В селе Раевка находится одно из главных зернодобывающих подразделений крупнейшего агрохолдинга Казахстана "Агроцентр-Астана". На въезде в село висит плакат, на русском и казахском написано: "Казахстан - наш общий дом". Можно было бы использовать еще как минимум три языка: глава зерноводческого предприятия в Раевке Людвиг Генрихович, как и многие жители села, поляк; бывший совхоз-миллионер нам показывает его начальник Александр Вальтерович, немец; а по соседству расположены еще два села, входящие в предприятие. Одно из них - украинское Гуляй-Поле.

- Да тут целину мало кто помнит,- говорит Александр Вальтерович.- Это ж когда было! Да и большая часть земли, на которой мы сейчас работаем, и до целины была распахана.

Выясняется, что сейчас под посевы пшеницы отдано 50-60% земель, распаханных в кампанию 1954-1964 годов. Остальные оказались не очень-то и нужны. Правда, советские показатели "Агроцентр-Астана" пока не перевыполняет: урожайность - 11-14 центнеров с гектара, при СССР было 15. Но независимому Казахстану хватает и этого. Хлеб страна не закупала никогда, зато экспортирует пшеницу и в Россию, и в Западную Европу, и в Иран, и еще много куда. Пока сложно ее сбыть только в Китай, но работа в этом направлении уже ведется.

Сейчас на бывшей целине зима, зерно - на элеваторах, а техника - на машинном дворе, причем в таком порядке, который в России увидишь редко. Реальное реформирование сельского хозяйства в Казахстане началось в 1998 году - года на два раньше, чем в России, тут появились крупные агрохолдинги. Впрочем, в Казахстане не считают зерновое производство главной перспективой. Гораздо важнее большая нефть каспийских месторождений Тенгиз и Карачаганак, сулящая миллиардные прибыли. В ожидании этой нефти порты Актау и Атырау уже превратились в самые перспективные города страны. А сельское хозяйство здесь просто стараются не обижать - уровень налогообложения бывшего колхоза примерно в пять раз ниже, чем аналогичного по оборотам промышленного предприятия. Дальше пусть растят пшеницу хоть комсомольцы, хоть капиталисты.

Хлеб - всему голова

- Целинники свое дело сделали,- говорит в офисе компании "Агроцентр-Астана" ее гендиректор Александр Петров.- Частные компании производят зерно не хуже, чем во времена целины, но без того шума и грохота.

Офис компании между тем находится в том же здании, где раньше квартировал Целинаглавснаб. Частной же компании "Цесна-Астык" принадлежит один из четырех гигантских элеваторов. Только по дороге на элеватор понимаешь, что и целинники, и капиталисты в Северном Казахстане совершили подвиг хотя бы тем, что не уехали из этого края. В казахской степи сомневаешься, что Земля круглая: тут она абсолютно плоская. И над ней дует ветер - не такой, как в Москве: легковые автомобили он ощутимо покачивает, а человека может сбить с ног.

Погода в степи зимой меняется довольно часто: утром +6ё С, а ночью бывает и -38ё С. Поэзии в этом мало - птицы замерзают на лету. А о здешних расстояниях говорит местный анекдот, в котором заблудившийся автотурист спрашивает у казаха посреди степи, где ближайший магазин. "А какой сегодня день? - спрашивает казах.- Вторник? Езжайте на восток. В четверг свернете направо, в субботу будет магазин".

- При СССР тут было тяжело,- признается директор элеватора.- Шесть директоров этого комплекса сменились за шесть лет. Как Новый год - невыполнение плана, ставят нового - до следующего Нового года. План, план и еще раз план. Сейчас же главное - качество. Мы свою муку отправляем в Алматы, и там ее берут именно за качество. Размер не главное.

И все же, когда директору говорят, что в Малайзии построили зернокомплекс в сто раз больший, чем этот элеватор, он обижается. Не может такого быть, все самое большое, он знает, сделано в СССР.

Бывший Целиноград от развала СССР скорее выиграл, чем проиграл. Новую столицу Казахстана строят по западным стандартам. Хотя небоскребов нет, она выглядит, пожалуй, самым современным городом в СНГ. Хотя бывший Целиноград еще проглядывает то хрущевской пятиэтажкой, а то и избой знатного целинника среди банковских офисов.

Спорт и витамины

Тяжелая индустрия посреди великой казахской степи могла бы быть гордостью независимой республики: именно она позволяет стране держать второй среди стран СНГ уровень жизни населения. Но о промышленности тут говорить не любят. С гораздо большим уважением рассказывают о природе - суровой, но красивой. О местном Техасе - Джамбуле и Чимкенте, где производят столь ценившийся в бывшем СССР каракуль, или о красотах гор Алатау, начинающихся прямо в южной столице с Медео и Чимбулаке.

Слово "Медео", вероятно, помнят большинство жителей бывшего СССР. Это один из самых известных высокогорных ледовых катков мира. Медеу - это правильное казахское название ущелья, где расположен знаменитый каток. По сути, это огромный парк культуры и отдыха для всей Алма-Аты, находящийся на высоте 1700 м над уровнем моря.

Сайлаубек Есимбеков, директор спорткомплекса "Медеу", говорит, что, реши кто-нибудь построить такой стадион сегодня, меньше чем $25-30 млн не обойтись. На самом деле обойдется много дороже: обустройство ущелья и защита его от селей и обвалов стоила столько, что трудно подсчитать.

Доступ на стадион, до сих пор держащий многие рекорды по конькобежному спорту, открыт и зимой, и летом. Впрочем, последний год стадион был закрыт. Дело в том, что правительство выделило $4 млн на новое оборудование для катка. Ремонт обещали закончить ко Дню независимости Казахстана, 16 декабря.

- Здесь не только президент Назарбаев часто бывает, тут все президенты стран СНГ перекатались. Лукашенко долго катался,- рассказывает директор.- Путин? Бывал, но на лед не выходил.

Действительно, Владимир Путин катался на лыжах километром выше - на курорте Чимбулак. Его же предпочитают и многие русские туристы-горнолыжники: склон с перепадом высот в километр - явление в бывшем СССР нечастое. В чимбулакском отеле все места уже забронированы по март включительно.

Медеу, пожалуй, единственный официальный советский потребительский брэнд в Казахстане. В самом деле, не считать же таковыми космодром Байконур, полувысохшее Аральское море или полигон Семипалатинска!

Но есть неофициальный брэнд, известный всем, кто когда-нибудь посещал Казахстан. Большое яблоко сорта "Алма-атинский апорт" - это все, что имеет смысл везти из Казахстана. Его можно считать эталоном яблока. Местные жители говорят, что яблоки измельчали. Но это, конечно, ерунда. Пойдите на базар и увидите, что алма-атинские яблоки все так же прекрасны и неповторимы.