Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Страсти по Рустаму: Беседа с Хамдамовым о постмодернизме и кое-что еще

12.09.2003 00:00 msk, Зоя Богуславская

История
Страсти по Рустаму: Беседа с Хамдамовым о постмодернизме и кое-что еще

Как-то сидим с Рустамом Хамдамовым в его непроходимо заставленной квартире - мастерской (тогда еще на улице Неждановой), говорим о том, что принято называть искусством. В отличие от большинства коллег РХ не любит говорить о себе, зато мгновенно загорается, когда речь о том, что меняет привычную карту арт-истории. Рустам - один из самых блистательных собеседников, которых я встречала.

- Что для вас поставангард? Поставангард, постмодернизм -для вас существует разница? Кто эти художники?

За окнами вечер, на стопе возникают закуски, вино.

Наконец РХ усаживается, активно пододвигая ко мне баклажанную икру и сыр.

- Есть формула, Поэт Ахматова говорит, что вся поэзия - это цитата. Когда смотришь сейчас на искусство, с данного времени, своего возраста и своего места, в конце века.,. понимаешь простую эту формулу: почти все мелодии спеты.

Голос у РХ сипловатый, негромкий, его не услышишь в комнате, где более трех человек.

- Чем же прикажете удивлять нас в XXI веке? Гении тоже будут цитатные?

- Очевидно, идет новое сочетание некоторых нот по отношению к бывшим сочетаниям. То есть всякий раз в новом семнадцатилетии, допустим, своя мелодия. Для меня постмодерн - это как раз самое точное сочетание из всего, что было, скажем. - традиция, но плюс немного продвинутое вперед или в сторону. Создание того, что еще может быть имитацией нового. Думаю, в искусстве такой же бег, как и в моде. Все - измы уже есть вне тебя, и приходится сочинять свой собственный - изм или смысл, чтобы попасть в мелодию. Короче, как у Ницше, вечное возвращение к главному - к традиции. И преемственность этому миру может быть поддержана только на уровне вкуса или внутренней ориентации человека при большой внешней свободе.

Пытаюсь спорить, но в этот момент Хамдамов исчезает из комнаты. В соседнем помещении слышны шуршащие звуки, словно развертывают рулоны бумаги, затем - звонок телефона, гудков пять-шесть, прорвавшихся в трансляцию, чей-то знакомый мне голос, все же заставивший хозяина подойти.

***

...Редкостно одаренный, с шлейфом загадочности, манящей незавершенности, Хамдамов существует в сознании современников скорее как образ, миф, сотканный из отблесков виденного, чем реальная фигура... А ведь о нем написаны сотни статей, фрагменты его фильмов цитируются лучшими режиссерами мирового кинематографа, о "притягательности, которую нельзя объяснить" говорит Андрей Кончаловский. Скупой на похвалы коллегам, порой злоязычно точный (что часто не соответствует его истинному отношению к человеку), он боится внимания толпы, скрывается от репортеров, манкируя презентациями. Рустам Хамдамов - затворник. Неделями, месяцами не подходит к телефону, не появляется на людях, болезненно стараясь уйти в тень. Он может внезапно исчезнуть в чужом городе, застрять у стойки паба с первым попавшимся собеседником и остаться ночевать в его доме. А в этот вечер его будут искать, ждать, так как именно ради него собрались гости в выставочном зале или на кинопросмотре, чтобы выразить ему свое восхищение. Его обожатели и поклонники следуют за ним повсюду, неистовые, верные до гроба. А он так и не появится. Он заставит волноваться самых близких друзей и почитателей, вообразивших, что с ним случилось нечто трагическое. Как объяснить им, что сегодняшний герой на какое-то время выпал из своей пьесы, из главной роли, что ему надо спрятаться, потеряться в "публичном одиночестве" лишь бы не быть обнаруженному теми, кого предал в этот вечер.

***

Мое знакомство с Рустамом Хамдамовым было отмечено почти мистическими совпадениями. В Москве, листая журнал "Арт Престиж", наткнулась на полосную публикацию картин незнакомого мне художника. Хамдамов. Волшебство цветовых сочетаний, прелесть женских лиц и силуэтов, переливающиеся драгоценными камнями одежды и кокошники завораживали. Редактор "Арт Престижа" Валерий Стародубцев напомнил, что Рустам Хамдамов - известный кинорежиссер, автор фильмов "В горах мое сердце" и "Нечаянные радости" Конечно же, я видела эти ленты, отпечатавшиеся в памяти почти каждым эпизодом.

Через несколько дней в самопете на Нью-Йорк, куца летим к Эрнсту Неизвестному, чтобы отобрать эскизы для статуэтки "Золотого эльфа" к пятилетию "Триумфа" в руках известного продюсера Метелицина вижу журнал со свежей публикацией о Хамдамове. Еще один мазок к портрету непроявленного художника.

Наутро в Нью-Йорке обнаруживаю целый простенок картин Рустама Хамдамова в галерее "Русский мир" Феликса Комарова, что на 5-и авеню. "Живьем" они впечатляют еще больше. Комаров хвастается: "Это - эксклюзив, практически единственное собрание в Америке".

А по возвращении в Москву, в первый же вечер звонит Люся Чернавская: "У нас в Доме актера творческий вечер Хамдамова, Приходите обязательно. Представляете, он дал согласие. Невероятно! Покажем его фильмы, а главное, еще незавершенный "Анна Карамазофф" с Жанной Моро и Еленой Соловей"

Увы, как часто впоследствии при упоминании имени Рустама Хамдамова будет звучать это обидное незавершенный.

Итак, на протяжении двух недель я сталкивалась с именем Хамдамова, прочно ставшим для меня незыблемой ценностью в мире искусства. Однако гениально запрограммированный художник сегодня все больше воспринимается как богатейшая кладовая нереализованных идей и возможностей. Оборванные проекты, незавершенные фильмы, несостоявшиеся замыслы.

Фильм "Анна..." тогда поразил странной нереальностью происходящего на экране, таинственным погружением в небытие. Казалось, еще чуть-чуть - и картина обретет цельность, фрагменты сложатся в композиционную гармонию. Колдовское многоцветье изображения, с чередующимися черно-белыми клавишами эпизодов, магия игры Елены Соловей и Жанны Моро... А природа, -она, словно ощупанная камерой, окутывает персонажей непривычной будоражащей чувственностью. Разорванное сознание - стиль этого фильма, сплошь насыщенного цитатами. Кто это увидит? Показанная однажды во Франции на Каннском фестивале в 1991 году затем на каком-то просмотре и вот теперь в Доме актера, лента напрочь исчезла.

Когда-то Альфред Шнитке написал о Святославе Рихтере:"... Все попытки подобрать рациональный ключ к таинственной природе гения бессмысленны: мы никогда не найдем формулу одаренности. Гений Святослава Рихтера и его проблемы располагаются на уровне более высоком... они возникают и решаются на стыке науки, искусства и философии, в точке, где единая истина выражается универсально и всеобъемлюще" Есть некая сближающая константа между кругом тяготения С.Рихтера и Р.Хамдамова, Неслучайно Рихтер привозил кассеты и собирал друзей смотреть фильмы Феллини, Висконти, Пазолини, Кокто, столь ценимые Р. Хамдамовым.

***

...И снова, как два года назад, сижу в полуподвале РХ. Ранняя талая весна 1997 года. На сей раз весь интерьер: творческая мастерская, кухня, офис - совмещены в еще более ужасающей тесноте. В воздухе - запах плова, испеченных пирожков. Нынче здесь хозяйничают его друг Давид Саркисян, известный кинодокументалист, возглавивший год назад Музей архитектуры, и любимая племянница Рустама Камилла, ставшая одной из его моделей.

После трапезы остаемся вдвоем. Телефон трещит регулярно, настойчиво, но хозяин не подходит Звонки отслеживаются: все приспособлено к тому, чтобы отвечать было необязательно. Номер домогающегося не только отпечатывается на ленте, но и громко оглашается. Посреди нашего разговора в квартиру врываются представители некой продвинутой фирмы, жаждущие что-то хамдамовское заказать или купить, их сменяют элегантные дамы-меценатки. Эти посетители быстро исчезают, их легко отличишь от тех, с кем действительно связан художник Хамдамов. В близком круге - итальянский сценарист Тонино Гуэрра (фильмы Феллини, Антониони, Пазолини), много писавший о Рустаме, его русская жена и бессменный переводчик Лора, Рената Литвинова, Кира Муратова, Павел Каплевич, Алла Демидова, Петр Шепотинник иАся Коподижная, а еще Григорий Цейтлин, который приютил Хамдамова в этой мастерской (неужто РХ, много десятилетий существующий в нашем искусстве, не заслужил хотя бы собственной однокомнатной квартиры?), англичанин Майкл, живущий в Литве, Ариэла Сэв. Познакомилась я и с сыном Рустама Даней, удивительной прелести юношей, живущим в Париже. В ту пору он подрабатывал на художественных экспозициях, а порой по ночам помогал на Парижских автосалонах.

- Откуда такое название, "Анна Карамазофф"?

- Не люблю название. Очевидно, что оно уже не в мелодии нашего семилетия. С удовольствием бы его изменил. Ну а название... Помните, в "Далеких берегах" у Набокова. В массачусетском колледже студентка, добротно одета... фланелевая юбка, английские башмаки и тут же глупый вопрос: "Мистер Набоков, к следующему семинару мне готовить роман "Анна Карамазофф"?" Студентка выставила абсолютно постмодернистскую формулу (очевидно, объединив в одно "Анну Каренину" и "Братьев Карамазовых"). В фильме у меня нет своих текстов. Идет бесконечное вырывание их из Толстого, Зайцева, писем Цветаевой... и даже Ираклия Квирикадзе. Поэтому "Анна Карамазофф" как самоирония - реплика в сторону, Ошибка, что сделала набоковская студентка.

- Что это вам дает? Род мистификации или отчуждение от собственного я?

- Да. Это и отчуждение, к примеру, соприкосновение с "наивом" Он всегда присутствует у больших художников, возьмем Шагала или Параджанова. Отход к "чудесному примитиву" который находится под контролем у художника, опять пример - Пазолини дает отличную неуязвимость и свободу. Как чудесно пользуется этим методом "наив" Кира Муратова, взяв людей с улицы с их провинциальной речью, и актеров, выученных в драме.

- И все же, почему фильм не был окончен?

РХ сразу скучнеет похоже, вопрос ему изрядно поднадоел.

- Съемки затянулись, страна распадалась, не было возможности, Жанна Моро сердилась. Нас купил французский продюсер. Здесь вспомнишь Шопенгауэра: "Продолжение наших недостатков - наши достоинства. И наоборот" На фильм имеет права Сильберман, а негатив весь на складе "Мосфильма". Как это вое соединится и когда - может определить лишь закон, который, возможно, будет принят. Кончилась страна, исчерпала себя, и Сильберман, как личность из "постмодерна" съел фильм. Постмодерн предполагает такие фигуры. Процитирую теоретика постмодернизма А. Дутина: "Удачливым в постмодерне, как и в политике, является тот, кто тоньше надует и злее посмеется" Но. конечно же, я шучу

Я киваю. История банальная, если бы роковые совпадения, преследующие создателя, не были столь закономерны. Его "что-то не получилось" расшифровывается легко. Фильм "Анна..." был оставлен у владельца, французского продюсера Сильбермана (умер недавно в возрасте 93 лет), как залог за неуплаченный долг Он так и не был заплачен, фильм стал пленником. Собственником "Анны Карамазофф" оказалась немецкая компания, которая прервала съемки в Париже, потребовав немедленной выплаты перерасходов за уже отснятые сцены. Это было в начале 90-х. С тех пор вот уже более 13 лет не счесть попыток спасти картину, отыскать других спонсоров, выкупив уже созданное. Рухнули и планы расчленить картину на многосерийный телефильм или смонтировать уже существующие эпизоды, придав ленте завершенность. И все же рисковые попытки возобновляются, поток почитателей творчества РХ, к счастью, не иссякает.

Судьба была к Хамдамову на редкость несправедлива, преследовала его творения, как бы отыскивая каждый поворот его творческой биографии. По небрежности был утрачен негатив фильма "В горах мое сердце" (1967). Следующая лента "Нечаянные радости" (1972 -1974) уничтожена по решению Госкино, исчезли даже копии. Многие годы после этого Хамдамов существует в стране как внутренний эмигрант, имя которого стирают, как его негативы. Елена Соловей, Наталья Лебле, открытые им для кинематографа, прославлены другими режиссерами. Кира Муратова, удостаивающая РХ самых высоких эпитетов, говорит: "Он живет во мне, как рана"

Но помимо этого, Р.Хамдамов обладает особым талантом оказаться на перекрестке чьих-то коммерческих интересов, запутаться в клубке неразрешимых чужих интриг Тупик возникает именно в тот момент когда уже намечается выход, надо только сделать последнее усилие. Но тут-то и выясняется, что РХ не может и не в силах разорвать невидимую паутину.

Фон негативных совпадений, подобных истории с "Анной...", увы, не высветляется и сегодня.

Новый фильм "Параллельные мелодии" с Ренатой Литвиновой и певицей Араксией Достян тоже застрял неоконченным, на сей раз где-то в коридорах киностудий Узбекистана. То ли недоозвученный, как уверяет РХ, то ли без двух завершающих эпизодов.

- Нужны один-два съемочных дня, - горячо убеждает меня Рустам, - хотите, я покажу вам фильм, только без звука? Хотите, да? Ну я позвоню.

Меж тем Рената Литвинова в одном из интервью призналась: "Мне довелось сняться в бесспорном шедевре" И опять мгновенно возникшие надежды поправить ситуацию почему-то внезапно испарились.

(ода два назад возникла идея издать работы Хамдамова в суперальбоме. Собрать в одно репродукции экстра-класса с короткими текстами и комментариями художника. Нашлись деньги, типография, автор комментариев, отыскался художественный редактор - Наташа Золотова. ...Ее энтузиазм, эрудиция заставили поверить, что альбом будет издан. Мы встречались. Втроем, вдвоем. Было угощение, блеск в тазах мастера. Через две недели РХ сказал: "Вот-вот придут слайды из Парижа, и можно будет начинать" Мы терпеливо ждали, Проект каталога, перечень картин - все было полностью готово. Ожидание затягивалось, РХ по-прежнему уверял, что слайды выслали, они уже едут Через месяц инициатива издательства и редактора начала гаснуть, отпущенные на проект (довольно солидные) деньги не были вообще востребованы. Можно ли себе представить такое сегодня? А? Чтоб деньги - да не взяли?

На протяжении нашего знакомства Хамдамов редко подводил меня, но бывали и у нас моментики...

Выставка работ РХ в Центральном доме литераторов в 1999 году в рамках фестиваля Триумф" - "Рождественская карусель" - была, по существу, третьей в Москве, Первая относится ко времени возвращения РХ из Парижа, где у него была мастерская (три недолгих года, 1992 -1995) и где живут его жена и сын. В Москве вернисаж состоялся позднее, уже на Крымском Валу в ЦДХ в 1996 году и стал своего рода сенсацией.

...Верхнее фойе писательского клуба сияло непривычными ликами боярышень в кокошниках, гроздьями .винограда, коричнево-малиново-желтыми натюрмортами. Почитатели, съехавшиеся сюда из Москвы, дальнего и ближнего зарубежья, подолгу задерживались у каждой картины, затем плавно перетекали к буфету. Открытие затягивалось. Многие уже осушили шампанское, закусывая орешками, уминая бутерброды, Автора не было, я позвонила ему, к удивлению застав дома:

- Уже иду, я уже оделся, выхожу, выхожу!!! - взволнованно прошептал он.

Громко объявив, что Хамдамов вот-вот будет, предложила собравшимся выпить еще винца, отведать из вновь прибывшей партии свежих тарталеток. Бледный, взволнованный Давид Саркисян, активный участник экспозиции, пытался отвлечь прибывавших, поток которых становился все гуще. Уже по второму заходу мы звонили художнику, но никто не отзывался. Надежды вновь ожили, вот-вот прибудет. Но настал момент, когда нашим заверениям перестали верить, публика начала покидать зал. Хамдамов так и не появился.

- Ну как это могло случиться? -возмущалась я на следующий день. -Как вы могли так меня подвести? Сказали бы, что не придете, выход нашелся бы. Я же была в полной растерянности, не знала, что и думать!

Хамдамов что-то бормотал о болезни матери, о том, что надо было срочно взять машину, ехать к ней. Но мне уже не хотелось его слушать.

Прошло достаточно времени, прежде чем я примирилась с происшедшим, отношения возобновились, и я вернулась к этой истории.

- Ну скажите теперь честно, что же все-таки произошло в тот вечер? Как это вообще могло случиться? Конечно же, дело не в болезни матери. Помню, как вы мечтали о выставке. Знаете, сколько усилий и нервов ушло на то, чтобы все состоялось? Так грустно это вспоминать.

- Как-то так получается... - сказал РХ понуро. - В последний момент я пугаюсь всеобщего внимания. Представляю себе, как все на меня будут смотреть, спрашивать о чем-то. И вдруг на меня что-то находит и я решаю пойти в другую сторону.

Вот и еще один комплимент Хамдамов - "человек, который пошел в другую сторону".

Как водится, порой в судьбе таланта характер и творчество таинственно сопрягаются. Желание скрыться, спрятаться за мистификацией, чужим образом, даже известными цитатами - это все тот же уход Хамдамова от публичности, от переполненного зала, восхищенно ожидающего его появления.

***

За последние годы "абортов" в намерениях и планах РХ было предостаточно. Была идея создавать костюмы для "Травиаты" в Мариинке по приглашению Валерия Гергиева, шли переговоры с Олегом Меньшиковым по поводу декораций "Горя от ума" уже закончен был проект мозаики в Канне на Дворце кинофестивалей, достаточно широко разрекламированный в СМИ (как всегда, не хватило денег). Последним реализованным замыслом Хамдамова стал золотой приз "Слава-Глория" изображающий девушку со свирелью, - воплощение высокой музыки. Он был присужден в 1997 году М.Ростроповичу в США как лучшему музыканту года.

А дальше? Где все сделанное художником после этого? Каким образом уплывает в небытие?

РХ называет веские причины: различие в эстетических позициях, дефолт, похоронивший финансовые перспективы проекта, исчезновение заказчиков (и это бывало), и уже нешуточное - болезнь, приковавшая на год к больницам,

А вместе с тем...

С первого же дебютного фильма "В горах мое сердце" все, что экспериментально делал Хамдамов в кино, становилось предметом изучения, цитировалось в учебниках и многих лентах мастеров. Фильм "В горах..." сделанный третьекурсником, демонстрирует поразительную верность РХ своим мотивам, которая сохранится в течение всей жизни и надолго определит музыкальную партитуру художника. Киноимпровизация на тему рассказа Сарояна вместила в себя и хамдамовских барышень в матросках на двух велосипедах, и черно-белые клавиши костюмов влюбленной пары (она - в белой блузе и черной юбке, он - в темной рубашке и белых брюках), взмывающих вверх с мостовой птиц, одинокую фигуру музыканта с трубой. Явственно обозначилось и переплетение мотивов узбекской сказки и русского романса. Когда Хамдамов поставил венский стул и рояль посреди булыжной мостовой, он стал, по мнению критики, одной из самых выдающихся вех современного кинематографа. Сохранилось и отношение РХ к деньгам. "А когда он получит деньги?" - спрашивает мальчик в фильме. -"Никогда, - отвечает женщина, -нельзя быть великим и брать за это деньги" "Мой отец пишет стихи, - заявляет мальчик, - он - один из величайших неизвестных поэтов мира" Сохранился и этот дар Хамдамова производить продукт синтетического искусства. В его ленте сосуществуют сценарист, режиссер, художник, его фильмы отчетливо авторские... Сохранилось и это стремление (несмотря на присутствие литературной основы) всегда предпочитать литературному тексту яркую изобразительность. Через несколько лет входят в моду его акварели и рисунки, Европа узнает Хамдамова и как художника. Редкие выставки его картин, прошедшие, как уже говорилось, в Москве, в Париже, оставляют следы в обзорах ТВ, в гламурных журналах, итоговых статьях газет. Расходясь по всему миру, рисунки попадают в руки коллекционеров и ценителей искусства. Мнение классиков кинематографа и крупных дизайнеров служит дополнительным пиаром для имиджа Хамдамова. Так, итальянский кинорежиссер Лукино Висконти, однажды увидев акварели российского мастера, декорирует ими стены своего дома. Тонино Гуэрра вспомнит впоследствии: "Когда я возвращался из Москвы в то далекое время моих первых приездов, у меня с собой всегда были драгоценные рисунки Рустама Хамдамова. Я вез их, и Висконти, и Феллини, и Антониони, и они восхищались вместе со мной этим электризующим умением, всеща укрощенным грацией и чувственной полнотой, которой умеет напоить все свои работы Рустам"

Хамдамов работает много: эскизы костюмов, оформление ресторанов, заказы от модных фирм одежды, обуви, шляп. Это разнообразие увлечений сродни природной щедрости РХ. Не понимая тех, кто трясется над каждой картиной, он раздает созданное, одаривая почти каждого гостя, попавшего к нему в дом. Часто, войдя в незнакомое помещение, будь то офис, ресторан или частная квартира, видишь портреты, натюрморты, букеты, зарисовки Хамдамова. Его ангельские красотки, виноградная лоза, его букеты солнечно преображают помещение. В комнате молодежной секции СТД стены опоясаны гирляндой рисунков Рустама. И у нас в Переделкино висят работы художника: коричнево-белый кувшин на блюде и мои портреты в графике и акварели. Два из портретных рисунков открывают двухтомник "Зазеркалье" где собраны мои проза, драматургия, эссе за разные годы. Думая о Хамдамове и его наследии, разбросанном в разных частях света, задаешься вопросом: "Где же тот коллекционер, который проявит дальновидность и соберет все созданное РХ воедино? Кто представит публике эти фильмы, ни один из которых не был в российском прокате, картины, рисунки, чертежи, ставшие достоянием всего нескольких выставок и собраний любителей?"

Сегодня РХ отводится значительное место уже не только как кинорежиссеру и живописцу Хамдамов много говорит о природе искусства, о его понимании законов, способных сегодня развивать новые формы. Художник исповедует принцип метафизического воспроизведения иной реальности, сознательно противостоящей бытовому миру, достоверному изображению жизни. Александр Сокуров, предваряя свою выставку в Испании, заявил, что представители авангарда пытаются создать новую реальность, исходя из своих субъективных ощущений. "Цель искусства, - подчеркнул он, -повторение основных человеческих истин год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком. Люди страдают забывчивостью" Хамдамов же видит основы постмодерна в отходе от реальности. "Мир выдуман предельно, - говорит он, - мир даже не стилизован под эпоху реалистических режиссеров типа Висконти, где столь подробно описание фактуры, сродни деталям в прозе. Висконти - бытописатель. Феллини отказывается от этого, он делает поразительный виток своего "я" от привычного, представая в абсолютно новом качестве. Вот он-то и изобретает новую ноту звучания в кино" -"Репетиции оркестра"?

- Ну да. Здесь, пожалуй, больше всего. Допустим, эти ноты звучат особенно явственно в фильме "И корабль плывет" где тонут все в бумажном, целлофановом море) и в "Казакове", где еще и бумажный театр, то есть откровенный отход от бытового кинематографа.

- Вряд ли только в этом. Еще и в сознательном искажении, преображении увиденного, в гротеске, невнятности или размытости.

- В последних фильмах Феллини опять самоцитаты: эти толстые женщины, это сборище сумасшедших, людей, откровенно неспособных реалистически жить, но они в таком чудесном сочетании. Это уже не "Амаркорд" - его последний конкретный виток неореализма, где фильм о бедных людях в определенном бедном городке. В последних лентах уже возникают несуществующие птицы, выдуманные женщины. Все выдумано: мужчины, корабли, Казановы.

- И невыдуманные красавицы. По-вашему, это сознательный уход от историзма?

- Более того, ведь "Казанова" -это уход от стилизации под XVIII век. Ни грамма этого нет. У Феллини отношение к XVIII веку как к материалу, который он изобрел бы в театре абсурда. Кинематограф, который абсолютно реалистичен с точки зрения материала, Феллини преподносит как новую материальную веху в кино.

- Кто относится к постмодернизму, а кто - нет? Сейчас модно считать, что все послевоенное так или иначе соотносится с постмодерном.

- Ахматовская формула "цитата всего" имеет смысл только применительно к подлинной культуре. Масскультурный "постмодернизм" в искусстве с его издевательством над формами и стилями, взятыми у разных народов и культур, не есть культура. Но как доказывать, что есть что. Как у Гиппиус, "если нужно что-либо доказывать - лучше не доказывать!"

В связи с вашим вопросом. Вот Бродский. Его стих достаточно внутренне изобразителен, он симпатичен, и густое и сильное литературное мышление не отпугивает. Сгусток образов и мыслей поначалу не понимаешь, но шарады угадываемы, потому что через тебя прошли те же книги и образы. Мы брали их с одной полки времени. И ты ставишь себя с "Цельсия" на "Фаренгейта" и думаешь, да, да, вот они, те самые координаты, то самое полушарие, эти самые холодные широты Петербурга - Москвы, эти самые пятидесятые - шестидесятые - семидесятые годы присутствуют, ты все угадываешь, ты все понимаешь.

- А какова стилевая перспектива? Для вас лично?

- Ведь тот же Набоков сказал про рецепт спасения: "Когда тебе за сорок и ты устал и ничего не можешь читать. И коща у тебя есть удобная комната, хороший свет, ты выпростал ногу из-под одеяла, чтоб чуть-чуть холодило, и ты точно знаешь, что опять спрячешь ее в теплоту - ты берешь роман "Война и мир" и открываешь его. Его никто никогда не может понять ни в детстве, ни в молодом возрасте, а именно вот в таком этом среднем, уставшем возрасте ты думаешь: "А вот это оно". Ну, конечно, можно пойти и дальше, сказать, что на свете существует одна книга -Библия. Но искусство очень выборочно для тебя: в этом десятилетии -одно, потом - другое. Предположим, 20 лет назад нравились Моранди и Бэкон, а теперь может нравиться Шишкин. И читаю я сейчас "Былое и думы" Герцена. Все связано и зависит от твоего времени и взгляда.

- Спрошу иначе: в чем именно для вас новый закон сочетаний, что сближает столь разных Петрова-Водкина, Кандинского, Серебрякову?

- Я убежден, что постмодернизм присутствует в большей или меньшей доле во всем искусстве XX века с того момента, когда художник отошел от чистого жанра, чистого реализма, к примеру, Писемского в литературе, в живописи - Шишкина или Саврасова. Про того же Петрова-Водкина, которого вы упомянули, читаю у Бродского (ему были небезразличны эти вещи), что в основе его творений - византийское искусство, которое пошло на север и превратилось в русскую икону, и на восток - в персидскую миниатюру. Петров-Водкин и то и другое объединил. Те же самые глаза-пуговицы, те же копченые лица, как бы полусвятые, пустой, спокойный взор, наклон головы - те же самые движения, которые ты знаешь, но говорит об этом поэт Приятно, что не художник, а человек из отдаленного действия называет тебе вещи, которые просто лежат на поверхности.

Рушился мир. Катастрофы, равных которым не знала Земля, имели своих героев. Это были авангардисты. Там звучали традиционные ноты, авангард их переосмыслил, они смели призрачные стили "Мира искусства" Авангардисты упразднили положительный персонаж. Идеологом стала идея, она же форма. Если вы будете искать этого положительного персонажа, то не ищите. Он персонифицирован в идеальный стиль. Он воплотился в авторе. Если смотреть на искусство Маяковского, Довженко, Эйзенштейна - образ положительного героя будет метафизическим облаком, конями, лестницей, 120 миллионами. Малевич пошел дальше. "Суприм" - это значит беспредметность, это значит "ничто" в мире видимом. Видимое невозможно представить в его картинах, Он разрушал традицию. Древняя философия натолкнула его, Малевича, на четыре ипостаси невидимого, то есть "суприма" Он обозначил эти понятия неосязаемого четырьмя точками. Это были Север, Юг, Запад, Восток. Или еще четыре понятия, как то: весна, осень, зима, лето. Художник соединил однажды эти четыре точки крестом, в другой раз - квадратом. Получился знаменитый квадрат, Малевич заявил, что это последняя точка в искусстве. И что это самая лучшая и самая умная картина. Он повесил ее в Третьяковской галерее. После этого вроде бы всему другому конец.

Но даже гении в науке или искусстве не приходят на пустое место, а стоят на плечах предыдущих людей, отталкиваются от того, что было. Маяковский, Эйзенштейн и другие не создали положительного, сострадательного героя, но они сами заявили - положительный герой - это автор и его новаторский стиль. Конец Малевича не был концом. Победили последователи. Тысячи людей на земле размножили квадраты, треугольники, цилиндры, круги. Они понеслись по диагонали всего мира. Авангард перевоплощался в традицию. Архитектура, мебель, крепдешин переваривали эту "небыль" и сейчас она уже традиция и доля в "постмодерне" Она стала цитатой, как знак внутренней ориентации человека в культуре. Проиллюстрирую идею репликой для литературы и для кино. В книге итальянца Томази ди Лампедузы "Леопард" написанной в тридцатые годы, а опубликованной в шестидесятые, есть прекрасная цитата моей мысли о цитате. Итак, действие: Италия, Сицилия, время Гарибальди. На бал в Палермо, ще самые знатные аристократы у князя Салин, - приходит буржуазка Анжелика (в одноименном фильме Висконти ее изображала Клаудиа Кардинале). Все взоры устремлены на ослепительную красавицу - "парвеню" Но центр фокуса - ее брошь. "Гигантский солитер ошеломил толпу" - пишет автор. - Его нельзя ни с чем сравнить. Это был шедевр - солитер" Далее ди Лампедуза продолжает: "Этот шедевр равен, может быть, коляске Эйзенштейна на одесской лестнице в фильме "Броненосец" Потемкин" И это чистый постмодерн.

- Если все новое, рожденное XX веком, содержит элементы постмодернизма, то где законы жанра, стиля? Сегодня это, скорее, снобизм, "так носят", чем осознанный художественный стиль, как в 20-е годы? Бог мой, как же я не перевариваю эти попытки постмодернистов заслонить собой все, весь многомерный, многокрасочный мир, сведя его к уже сыгранным мелодиям.

- Я думаю, что в постмодерне граница обусловлена может быть определенным временем, думаю, семнадцатилетием, на определенную ноту звучания.

- Ничего себе семнадцатилетие, которое перешагнуло из одного века в другой.

- Иногда, например в этом постмодерне, может превалировать литературный или театральный момент как сейчас в искусстве кино доминирует то и другое более, нежели кино в чистом виде. Но элементы общего стиля, присутствующие сегодня, все были заложены в том самом семнадцатилетии. Допустим, та же Кира Муратова, она, несомненно, создает не операторские фильмы. У нее литературные фильмы. Это бесконечное синкопирование... "вот плохая собака", "вот плохая собака" "Вот кормить детей нечем - собак выгуливают" "Вот кормить детей нечем - собак выгуливают" раз сто повторяет она эту фразу, и думаешь: что-то среднее между джазом и 1920-ми годами, какими-нибудь обэриутами. Думаешь, как беспредельно все это движется в какую-то чудесную пропасть. Надеюсь, не упадет.

- А что же Бакст, Попова, Серебрякова - кроме общности живописного мышления, их лично объединяло что-то? Или больше отталкивало, ведь порой сопротивление чему-то порождает шедевры?

- Несомненно, было единство. Оно бывает очень сильно, как оно было в 20-е и 60-е годы. Больше, мне думается, оно не повторится, потому что это были, по-видимому, исходные точки для нового витка в авангарде. В 20-е поды это, несомненно, объединило всех, и талантливых и неталантливых, стиль был отчетливо провозглашен. Эпигоны могли так же благополучно участвовать в этом, Например, какой-нибудь Родченко или Лисицкий тоже могут входить в первую десятку, как Малевич, потому что в них тот же супрематизм, но рисовал-то один Малевич, и один честный путь на Голгофу прошел он. Пикассо, например, дошел до африканского искусства, до полного разложения рисунка. А какое количество эпигонов в 60-е годы! Но именно те два исторических момента сделали очень чистым и продуктивным направление постмодерна в искусстве. И думаю, в новом веке это уже не повторится.

- Но явления ведь очень разные.

- Иногда совершенно противоположные. От Мейерхольда до Шостаковича. Но все были едины в одном порыве.

(Публикуется с некоторыми сокращениями. Окончание следует)

Источник - газета "Культура" (Москва, 11.09.2003)