И без того сложнейшая, запутанная ситуация, которая сложилась в Центральной Азии, в первую очередь, вокруг Афганистана, а также на всем «Большом Ближнем Востоке», пополнилась новой интригой. Из

Пакистана стали поступать сведения, вроде бы свидетельствующие о том, что в этой стране вот-вот произойдет военный переворот. Слухи о том, что пакистанские генералы намерены отстранить от власти президента Асифа Зардари, стали распространяться в начале декабря. Поводом послужил его внезапный отъезд в Дубай для лечения. Однако в местных газетах тотчас появилась версия о скорой отставке главы государства якобы по состоянию здоровья. Страна погрузилась в состояние, которое можно было бы назвать «ужас нерожденного».

Ссора с США и «Мемогейт»

Напряженность между гражданским правительством и верхушкой армии Пакистана нарастает с мая этого года, когда американский десант провел операцию по ликвидации Осамы бен Ладена, не поставив в известность власти Исламабад. Явно уступая давлению военных, лидеры гражданской администрации тогда выступили с целой серией антиамериканских заявлений и сделали ряд демонстративных жестов, свидетельствовавших о том, что Пакистан намерен найти себе нового заграничного «патрона» в лице Китая. (Пекин, кстати, весьма благосклонно отреагировал на эти жесты, заявив, что будет рассматривать любое нападение на Пакистан, как нападение на Китай.) При этом в Исламабаде фактически игнорировали все американские обвинения в том, что часть пакистанского военного руководства и, прежде всего, руководство Межведомственной разведки (ISI) поддерживает связи с афганскими талибами и прочими исламскими экстремистами и даже направляет их деятельность.

В конце ноября, после того, как под американскими бомбами погибли 25 пакистанских пограничников, принятых за талибов, отношения Пакистана с США еще более обострились – Исламабад потребовал от американцев убраться вместе со своими беспилотниками с авиабазы «Шамси» и перекрыл «южный маршрут» транспортировки грузов для войск НАТО в Афганистане. Казалось бы, Зардари и его администрация послушно следует указаниям генералов, стараясь никак не раздражать армию, ну, и, естественно отвечая на рост антиамериканских настроений среди значительной части населения страны. Но тут разразился громкий скандал, получивший название «Мемогейт» -- достоянием гласности стал меморандум, якобы подготовленный в мае для администрации США по указанию Зардари его доверенными лицами: тогда еще действующим послом в США Хуссейном Хаккани и бизнесменом Мансуром Иджазом. В меморандуме содержалась просьба поддержать попытку сменить высшее армейское командование и руководство спецслужб на лояльных Зардари и Западу лиц. В документе также обещалось ликвидировать самое засекреченное внутри пакистанских спецслужб управление «С» - как считается, именно оно поддерживает тайные связи с талибами и другими террористическими группами. Существование меморандума подтвердили и в Вашингтоне, что мгновенно спровоцировало в Пакистане острый внутриполитический кризис. Посыпались обращения в Верховный суд страны, в том числе и со стороны военных в лице представителей генштаба, с требованиями расследовать это дело. Силовики заявили, что меморандум «серьезно компрометирует Пакистан, его вооруженные силы и подрывает моральный дух армии».

Преддверие переворота?

Одновременно с этим местная пресса сообщила, что директор ISI генерал Ахмад Шуджа Паша отправился в секретный тур по близким Пакистану арабским государствам, чтобы узнать отношение их лидеров к возможности еще одного военного переворота в его стране. Причем, согласно этой информации, генерал получил положительный ответ. В этих условиях отъезд Зардари из страны был воспринят как бегство и преддверие переворота. Правда, пакистанское правительство в лице премьера Юсуфа Гилани упорно опровергало все слухи. Еще 17 декабря Гилани встретился с начальником штаба сухопутных войск генералом Ашваком Каяни, после которой последний отрицал слухи об ухудшении отношений между правительством и армией, а также исключил возможность военного переворота. 20 декабря Зардари все-таки вернулся в Пакистан, но, что характерно, не сразу в Исламабад, а в Карачи, где у его семьи и семьи его покойной жены Беназир Бхутто очень много сторонников (как и в целом в провинции Синд). В тот же день (22 декабря), когда глава государства вернулся, наконец, в свою резиденцию в Исламабаде, начальник штаба сухопутных войск Ашфак Каяни и глава Объединенного разведуправления Ахмад Паша дали свидетельские показания против президента верховному судье Ифтихару Чоудхри, расследующему дело «Мемогейт». Генералы подтвердили подлинность конфиденциального меморандума, направленного руководству США.

И в тот же день премьер Гилани, выступая в парламенте, неожиданно прямо обвинил армейское руководство в попытке свержения законной власти. При этом он сослался на недавний доклад министерства обороны, в котором констатировалось, что ведомство никак не контролирует действия высшего армейского командования и Объединенного разведывательного управления. «В настоящее время предпринимаются настойчивые попытки свержения демократически избранного правительства Пакистана», – подчеркнул премьер, добавив, что перед пакистанцами в настоящий момент стоит выбор между демократией и диктатурой. «Но мы будем продолжать борьбу за права народа Пакистана, независимо от того, останемся мы в правительстве, или нет!» - пообещал Гилани.

Премьер напомнил, что «в самые трудные времена военным были удвоены зарплаты», в то время как армия сегодня отказывается подчиняться министерству обороны и парламенту. «Если они говорят, что могут действовать независимо от минобороны, то о каком суверенитете вообще может идти речь? Никто не может быть выше парламента. Все государственные институты должны подчиняться парламенту. Если армия и спецслужбы страны считают себя государством в государстве, то они сильно ошибаются. Нам надо положить конец подобной рабской зависимости. Они должны помнить о том, что существуют на средства налогоплательщиков, выделяемые им из федерального бюджета!» — негодовал премьер. Гилани также прямо обвинил командование вооруженными силами и руководство спецслужб в том, что бен Ладен в течение шести лет безнаказанно проживал на территории страны. Показательно, что военные не особенно старались опровергнуть эти обвинения.

Так, некий источник в командовании вооруженных сил заявил на днях агентству Reuters, что армия действительно хочет отставки «непопулярного» президента. «Кому не надоел Зардари? Я имею в виду не только оппозицию, людей на улице, но и людей в правительстве», — сказал источник. Однако это заявление было сопровождено одной существенной оговоркой: «Но все должно быть надлежащим образом. Армия не планирует предпринимать какие-либо действия. Даже если бы мы попытались, мы бы не получили поддержки со стороны не только правительства и оппозиции, но и большинства пакистанцев». То есть речь идет не о прямом военном перевороте, а о смене власти путем политического давления, которое должно привести к отставке Зардари при соблюдении юридически легитимных процедур.

К чему такие церемонии?

Казалось бы, к чему такие церемонии? Ведь пакистанским генералам не привыкать к военным переворотам – за всю историю Пакистана они четырежды свергали гражданские правительства, а одного гражданского президента (Зульфикара Али Бхутто) даже повесили. Кстати, 42 месяца пребывания у власти администрации Зардари своего рода рекорд – никогда раньше «штафирки» не удерживались у власти столь длительное время. Так почему бы вновь не заняться хорошо знакомым делом?

Причин для такой «робости» у пакистанских военных множество. Самые очевидные из них лежат, конечно же, в международной плоскости – сейчас не 70-е годы и даже не 90-е, отношение к военным переворотам, всякого рода хунтам и т.д. сильно изменилось. Первым же результатом военного переворота сразу же стало бы, например, изгнание Пакистана из Британского Содружества, членством в котором пакистанцы очень дорожат. Такое уже бывало в 1999 (после переворота, приведшего к власти генерала Мушаррафа) и в 2007 годах (Содружество признало недостаточными меры по восстановлению демократии в стране). На последнем саммите Содружества в Перте в октябре этого года были приняты решения, еще более ужесточающие обязательства стран-членов ассоциации по соблюдению демократических норм и прав человека. И если пакистанские генералы вновь открыто скинут законно избранного президента, то Пакистан из Содружества тут же вышибут, да еще и санкции введут. Уж Лондон, не менее Вашингтона раздраженный выходками пакистанских военных, постарается. Все это наверняка скажется на стране очень болезненно.

Да и в целом, в случае военного переворота перспектива быстрого превращения Пакистана в страну-изгоя типа Ирана, КНДР или Зимбабве становится очень реальной, а жить в таких условиях пакистанские генералы явно не готовы. Тем более, что Пакистан – даже не Иран, его экономических и природных ресурсов явно не хватит, чтобы хоть как-то компенсировать «изгойство». Не поможет даже «патронаж» Китая, который в случае переворота останется, пожалуй, единственным союзником и покровителем Пакистана. Не помогут и доброжелатели Пакистана из числа арабских «нефтяных шейхов», поскольку гипотетический переворот, несомненно, будет иметь ярко выраженный антиамериканский характер, а уж США, как главный финансовый донор, не только сами перекроют экономический «кислород» Пакистану, но и заставят сделать это всех своих ближневосточных союзников. Эксперты предупреждают, что пакистанские военные не смогут бесконечно и безнаказанно играть на нервах Вашингтона. Они уже доигрались до того, что в Америке сформировался настоящий политический лагерь во главе с сенатором-демократом от Калифорнии Дайаном Файнстайном и сенатором-демократом от Нью-Джерси Фрэнком Лаутенбергом, где считают, что США должны наказать Пакистан, уменьшив или вовсе прекратив оказываемую ему помощь. Эта группа убеждена, что интересы Пакистана и Америки в принципе не совпадают. «Не стоит тратить столько денег на людей, которые нам не друзья», - так сформулировал эту мысль сенатор Лаутенберг. Если переворот все-таки произойдет, то ответом может стать резкое усиление и без того динамично развивающихся связей США с гораздо более близкой им по духу демократической Индией — «историческим врагом» и главным стратегическим противником Пакистана. А это для Исламабада самый опасный сценарий.

Сценарии распада

В силу того, что гипотетический переворот будет бесспорно носить антиамериканский и вообще антизападный характер, в стране неизмеримо усилятся позиции исламистов. А это еще больше обострит напряженность, в том числе межэтническую и межконфессиональную, как в обществе, так и внутри самой армии. У того же «Талибана», несмотря на все его влияние, нет и не может быть в Пакистане «монополии» на исламский радикализм. Влияние исламистов относительно равномерно распределено по всей стране, но между ними имеются разногласия, они могут объединяться, но могут и расходиться в разные стороны. Наконец, пожалуй, самое главное - хотя не все пуштуны талибы, но почти все талибы – пуштуны. Между тем, непуштуны, как правило, образуют свои исламистские организации. Добавим, что примерно пятая часть населения Пакистана – шииты, у которых с талибами, как, впрочем, и со всеми другими суннитами, мягко говоря, сложные отношения. Существует также разделение между «умеренными» исламистами и более радикальными фундаменталистами, заключающееся в приверженности «умеренных» национальному государству, а «радикалов» - вселенскому халифату. Так что никакого консолидированного исламистского фронта в Пакистане, скорее всего, не будет. Стало быть, приход или даже приближение к власти какой-то одной исламистской силы вызовет обострение «внутривидового» соперничества и усиление центробежных тенденций.

Проникновение в армию исламизма, вызванное изменениями в ее социальном и национальном составе, началось еще при диктатуре генерала Зия-уль-Хака (правил в 1977-1988 годах). Генерал, уверовавший в незыблемость позиций армии, весьма снисходительно относился к исламским радикалам, а это в конечном счете привело к тому, что сейчас исламисты оспаривают у армии лидирующую роль в политической жизни. Рост исламизма, его проникновение в саму армию, особенно в младший офицерский состав, вынуждали армейское командование маневрировать, искать те или иные формы компромисса с исламскими радикалами. Установка на «умиротворение» исламистов во многом определяла непоследовательность пакистанских властей. В частности, военные действия против талибов, несмотря на возраставшее давление и критику со стороны Запада, велись вяло и неэффективно.

Рост влияния исламистов в вооруженных силах непосредственно связан с увеличением доли пуштунов, которые стали второй по численности, после пенджабцев, этнической группой в офицерском корпусе. Укрепление их позиций в армии в результате переворота, а именно военные-пуштуны, судя по всему, могли бы поддержать его с наибольшим энтузиазмом, естественно вызовет противодействие непуштунской части офицерского корпуса, что само по себе подрывает свойственный военным корпоративный дух. Да и в целом, национальный состав армии отражает сложность межэтнической ситуации в стране.

Сейчас примерно 45% пакистанцев составляют пенджабцы, синдхов - около 20%, пуштунов, живущих главным образом в «зоне племен» – порядка 15%, мохаджиров (беженцев и переселенцев из Индии и их потомков) - 8 %, белуджей – около 4% и прочих – примерно 6 %. Лишь около. 8% пакистанцев (в основном мохаджиры) считают государственный урду родным языком. До сих пор на ситуацию в стране сильно влияет традиционное недоверие между пенджабцами и синдхами и конфликты между преобладающими в Карачи мохаджирами и пуштунами, наводнившими город в последние десятилетия. При этом основная масса пакистанских пуштунов чувствует себя гораздо более связанной со своими афганскими соплеменниками по ту сторону «Линии Дюранда», чем с остальными пакистанцами. А белуджи, например, воспринимают пенджабцев как новых господ, унаследовавших стиль правления у колонизаторов-британцев. Сохраняется также рознь между мохаджирами и синдхами, мохаджирами и пуштунами.

В общем, в Пакистане ни на день не прекращаются межнациональные, межплеменные и межконфессиональные распри, зачастую очень кровавые. Сунниты убивают шиитов и приверженцев секты Ахмадие. Пуштуны схватываются с мохаджирами, как во время выборов в Карачи в октябре прошлого года, когда сотни людей погибли в результате стычек вооруженных группировок, действовавших по указке этнически ориентированных политических партий. Огромную угрозу для единства Пакистана представляет давний сепаратизм в Белуджистане, где с 2003 года возобновилась вооруженная борьба под лозунгами создания независимого государства. И это при том, что в Белуджистане сосредоточено большинство газовых месторождений страны.

В случае же военного переворота все эти межэтнические и межконфессиональные «разборки» еще больше активизируются, как внутри армии, так и вне нее. Вернемся к национальному составу пакистанских вооруженных сил: с одной стороны офицерский корпус на 80% состоит из пенджабцев, четко ориентированных на сохранение единства Пакистана. В то же время почти половина (45-48%) рядового состава представлена этносами, куда менее мотивированными в этом направлении. Так что вряд ли можно считать армию 100-процентным гарантом сохранения государственной целостности Пакистана. При этом именно военный переворот может спровоцировать начало распада страны.

Тот же Зардари совершенно неслучайно, возвращаясь на родину, сначала заехал в Карачи, а уж потом поехал в Исламабад. Многоплеменной пакистанский электорат ориентирован, прежде всего, на поддержку этнически «своих» политических деятелей, а «своими» для Карачи и провинции Синд являются именно семья Зардари-Бхутто и, соответственно, возглавляемая ими Пакистанская народная партия. В случае свержения Зардари военными большинство населения провинции Синд наверняка выступит в его защиту, что, по мнению многих экспертов, может в конечном итоге привести к отделению населенных синдхами юго-восточных территорий, что лишит Пакистан выхода к морю.

А это, в свою очередь, способно вызвать к жизни и прочие сценарии раздела страны. Например, создание «Великого Пуштунистана», который включал бы в себя районы проживания пуштунов по обеим сторонам «Линии Дюранда», или «Великого Белуджистана», состоящего из пакистанской провинции Белуджистан и иранской провинции Белуджистан и Систан. Остальная же часть страны может разделиться на Синд с центром в Карачи и Пенджаб с прилегающими к нему частями бывшего княжества Джамму и Кашмир. На реализацию этих сценариев некоторые обозреватели отводят Пакистану 5-10 лет.

Куда ни кинь…

Среди причин незаинтересованности армии в организации прямого военного переворота есть и чисто прагматические мотивы: ну, невыгодно военным сейчас брать на себя ответственность за страну в условиях надвигающейся экономической катастрофы. Тем более, что опыт и возможности для свержения неугодной гражданской администрации, оставаясь при этом как бы «за кулисами», у военных имеется - так, например, военные сыграли большую роль в отставках правительства Беназир Бхутто в 1990 и в 1996 годах.

В то же время и путь более-менее легитимного отстранения нынешней администрации от власти (скажем, через соответствующее решение Верховного суда с последующим импичментом Зардари) чреват всякого рода негативными последствиями, которые лишь усилят политическую и экономическую нестабильность. Безусловно, Зардари очень непопулярен, и требование его отставки звучат со всех сторон. На этом настаивает лидер крупнейшей оппозиционной партии «Пакистанская мусульманская лига» Наваз Шариф. К этому же призвал лидер (эмир) исламистской партии «Джамаат-и-Ислами» Мунаввар Хасан. С резкой критикой и заявлениями о том, что президент Зардари недееспособен и не может управлять страной на действующую власть обрушились Имран Хан и Шах Махмуд Куреши - лидеры относительно новой политической силы, популистской партии «Техрик-и-Инсаф» («Партия справедливости»). Да и в самой правящей Пакистанской народной партии заметны колебания. Председатель партии, сын президента Зардари и экс-премьера Беназир Бхутто Билавал Бхутто Зардари ведет активные консультации с руководством партии, членами кабинета и партнерами по коалиции, что было отмечено политологами как признак скорой передачи власти. 

Однако, как отмечают эксперты, из всех трех оппозиционных партий, которые наиболее активно выступают за смену власти, на сегодняшний день ни одна не обладает достаточной легитимностью, чтобы взять на себя ответственность за руководство страной. «Мусульманская лига» Наваза Шарифа стремительно теряет популярность даже в своей вотчине – провинции Панджаб. Исламисты и партия «Техрик-и-Инсаф» не обладают достаточным числом мест в парламенте, чтобы сформировать дееспособные органы исполнительной власти. А сын президента Билавал Бхутто не имеет должного политического опыта, да к тому же передача власти от отца к сыну не будет воспринята обществом как подлинное изменение политической ситуации и перемена политики, вызывающей отторжение многих пакистанцев.

При этом обозреватели склоняются к мнению, что поддержкой армии пользуется один из лидеров «Партии справедливости» Имран Хан, и в случае обострения ситуации армия сделает все, чтобы именно этот молодой и харизматичный лидер (бывшая «звезда» пакистанского крикета), прославившийся своими выступлениями против коррупции, пришел к власти. Его политический вес и популярность действительно растет, ему удалось стать едва ли не главным организатором антиамериканских протестов после удара беспилотников по пакистанскому форпосту и вывести на демонстрацию в Карачи 23 декабря более 100 тысяч своих сторонников. Однако если оставаться в рамках правового поля и соблюдать все процедуры, то для прихода к власти Имран Хана понадобятся досрочные выборы. А объявить их по закону может только президент, то есть Зардари. В последние дни появились сообщения и о том, что в Пакистан может вернуться Первез Машарраф, у которого якобы по-прежнему имеются властные амбиции. Но и ему, для того, чтобы стать демократически избранным лидером, выборы тоже необходимы.

Сейчас, судя по сообщениям из Пакистана, военные и политики ведут оживленную дискуссию за закрытыми дверями, о содержании которой достоверной информации нет. Можно лишь предположить, что идет крупномасштабный торг о будущем политической системы страны. Если он закончится неудачей, военный переворот будет почти неизбежен, со всеми вышеуказанными последствиями. Впрочем, и в случае «легитимного» решения относительно отставки Зардари стране тоже, скорее всего, не избежать долгого периода нестабильности с непредсказуемыми результатами. Таким образом, уход Зардари с поста президента, каким бы слабым и лишенным поддержки в обществе он ни был, в любом случае будет означать сползание страны в хаос. С учетом того, что у Пакистана есть ядерное оружие, это наводит на самые мрачные размышления.

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»